Честность.
Семья способна восстанавливать нас после самых больших потрясений, если нам честно хочется в ней быть, возвращаться в нее отовсюду и обмениваться всем, что у нас есть.
И да, иногда семья, в которой, например, только ты и твоя собака, оказывается семьей больше, чем целая гвардия едва терпящих друг друга людей, которая не может честно этого признать.
* * *
Пробирает иногда колючий ветер, насмешливо внушающий в продрогшее ухо, что вот всё здесь не для тебя, а для каких-то избранных идеальных людей, точно знающих, как жить правильно и красиво. У которых все и сразу получается. И которые знают себя только в счастье. А ты, ну, обыкновенный ты.
Разный, стало быть. С саднящими часто ранами, с видимыми и невидимыми шрамами, с просыпающимися внутри вулканами. И ты никогда в себе не уверен. И редко когда себе нравишься. И срываешься по мелочам то тут, то там. И нет у тебя волшебного неувядания – есть усталость, морщинки у глаз и еще много чего предательского.
А история твоих побед не такова совсем, чтобы хвастать ею громко и нахально, как советуют теперь даже с теми победами, которые придумали для создания имиджа успешных и состоявшихся.
Победы. Ты не любишь это слово, потому что оно незримо соседствует с войной, у которой и победивший – это все равно пострадавший, вывернувшийся наизнанку, расплатившийся за свою победу.
Поэтому не нужны тебе никакие победы. Тебе нужно не искать в чужих глазах разрешения на то, что ты из страха только приписываешь мифическим идеальным людям, достойным вещей, которых ты лишаешь себя добровольно.
Разреши себе сам. Свою простую человеческую жизнь, в которой не надо оправдываться, что ты осмеливаешься любить, делать что-то для себя важное, менять истлевшее. Жизнь, в которой ты принят в своей чудесной неидеальности – сначала самим собой, а потом и другими. Поменять местами не получится. Жаль, что эта правда не была очевидной сразу.
Жизнь, где не бывает всегда красиво и всегда правильно, но она не тускнеет от этого, а ты не становишься хуже.
Жизнь, наполненная тобой, как комната, в которой ты впервые отважился сделать все так, как нравится тебе, а не как тебе настоятельно рекомендуют.
Жизнь, у которой меняются декорации, но в которой ты никем не унижен и ничего не терпишь, сжавшись в комок.
Если и вас пробирает иногда колючий ветер сомнений, друзья мои, то не бойтесь его. Не спешите себя завиноватить. В вас все уже есть. Все, что вам нужно.
Смело отсылайте каждого, кто пришел продать вам ключи от вашего счастья, потому что счастье не продается. Оно появляется внутри. Как маленькая луковица в стакане с водой обязательно откликается зелеными стрелами надежды на те добрые руки, что дали ей шанс…
Дайте себе шанс. Дайте себе очень много шансов на все, чего вы хотите. Вам не надо для этого меняться или становиться лучшей версией себя. Вам надо твердо знать, что вы – это вы, и другого такого человека больше нет. А значит, ни у кого нет рецептов для вашей жизни. Только у вас самих. Шаг за шагом, останавливаясь и продолжая. Шаг за шагом, только в своем ритме. Шаг за шагом туда, куда надо именно вам.
* * *
Никого не беспокоили бы сильно люди, хронически не умеющие испытывать даже простейших удовольствий или аскетично отказывающиеся от них, если бы не одно но. Им почти всегда удается отменно «вмазать» своим близким, а то и далеким за это свое неумение или нежелание.
Все вдруг незаметно, но верно оказываются перед ними виноватыми за свое хорошее настроение, открытые эмоции, веселые хулиганства, умение остановиться в моменте и взорваться спонтанной радостью, не опасаясь, что вот «сейчас смеетесь, а завтра заплачете».
Еще им удается разместить себя на почетном иконостасе Великих Жертв, принесенных без запроса, но требующих тотальной за это благодарности. Еще они все свои сегодняшние силы тратят на страхи перед гипотетическими будущими бедами, которые не уймешь никакими финансовыми подушками, ящиками с тушенкой, мешками с гречкой и любимой мантрой добродушных утешителей про «все будет хорошо».
Иными словами, будь это исключительно их личный выбор, направленный исключительно на самих себя, не было бы печали. Но вот отчего-то им нужна публика, которую можно тайно и явно стыдить за любое удовольствие – от татуировки (не на их коже набитой!) до праздника (не на их деньги устроенного!).
С ними тяжко, вязко, холодно и неуютно. Думаю, что им с самими собой – точно так же. И они, увы, в этом не виноваты, потому что чаще всего речь идет о нераспознанном неврозе или втоптанной в подсознание травме, а не о банально дурном характере.
Почему? Потому что умение испытывать удовольствие – на самом деле вовсе не «бесплатное приложение» к основным человеческим опциям, а один из главных показателей эмоционального здоровья. Здоровая психика умеет делать выдох после напряженного вдоха. Выдох равно удовольствие. Если с этим есть трудности, то сбой системы очевиден. Причем не надо путать то удовольствие, которое действительно испытывают, с тем удовольствием, которое пусть и талантливо, но имитируют, надевая маски с растянутыми в счастливой улыбке губами. Обмануть тут выйдет только тех, кому все равно, но не себя.
Если сейчас, читая это, вы вдруг узнаете кого-то из близких, а то и самих себя, то не спешите обвинить, пристыдить или высмеять. Спешите понять. Да, никого не спасти и никому не помочь без добровольного на то согласия, но понимание ситуации позволяет не оказаться поверхностными оценщиками и уличителями.
Жизнь без удовольствия – испытание тяжелое и способное чей угодно характер превратить в нестерпимый нрав.
Но под этим нестерпимым нравом, под потребностью сыпать гадостями, жестко критиковать, придираться по мелочам, быть все время готовым ударить все-таки спрятан живой человек, который однажды с чем-то не справился.
Никто не родился угрюмым гоблином. Но многие попрятались в его надежную шкурку, под которой не так чувствуешь боль. Вот поэтому я не верю в скверный характер. Хотя никому и не рекомендую брать на перевоспитание или спасать тех, кто им защищается. Ни во что, кроме мрачной созависимости, это не выливается.
Осознать потребность в переменах может только сам человек. Все остальное – после. Цените свою способность быть в удовольствии, если оно при вас, друзья мои.
Потому что это прекрасно – улыбнуться собственной жизни!
* * *
– Выбираю обувь, не могу выбрать! Приезжай, у тебя хороший вкус! – кричит мне в трубку моя подруга Аня.
– А при чем здесь мой вкус, если главные советчики с тобой? – смеюсь я в ответ.
– Какие?
– Ножки, Ань! Твои чудесные милые ножки, проносившие тебя без отказа уже много лет, – вот у них и надо спрашивать.
Увы, я тоже не всегда точно знала, у кого спрашивать, когда дело касалось таких вот вещей. А теперь знаю. Знаю, что про обувь надо спрашивать у собственных ног. Это им носить, а не Джимми Чу, который точно не будет в своих босоножках ходить по моим не везде гладким нижегородским улочкам. Удобно вам, пальчики? Мягко тебе, пятка моя любимая? Все хорошо, лодыжки мои многострадальные, не раз подвернутые в шибко модных, но еще шибче неудобных «лабутенах» всех мастей?
