Нам нельзя показывать своё настоящее лицо и мнение обо всём происходящем — роли нужно отыграть как можно убедительнее.
Когда почти оказываемся лицом к лицу с воротами и совсем малочисленными стражниками в количестве трёх человек, я для убедительности исполнения подталкиваю Сурайю в спину и недовольно шиплю, но так, чтобы услышали все:
— Шевели ногами! Ты заставляешь господина Тамира ждать!
Охрана дворца недоверчиво оглядывает нас, в то время как моя вестница максимально правдоподобно вздрагивает и ускоряет поступь.
— Ты кто такой? — грубовато обращается ко мне главный по смене, пока двое его мерзких товарищей вылизывают поникшую девушку сальными взглядами.
Наверное, никогда в жизни мне ещё не требовалось всё моё самообладание, чтобы попросту не порезать всех троих на куски лишь за то, как они смотрят на Сурайю.
— О, мой дорогой друг! — слащаво улыбаюсь я в ответ, ощущая, как в контрасте к горлу подступает тошнота. — Моё имя — Азим ибн-Саиф. Я — купец из славного города Босра* и привёз господину Тамиру ценнейший подарок…
Видя, как и главный стражник тоже переводит взгляд на съежившуюся от страха Сурайю под видом танцовщицы, я в качестве аргумента ловкими движениями пальцев выуживаю из-за пазухи весомый мешочек с монетами и подкидываю в его сторону. Стражник профессиональным, отработанным жестом взяточника ловит деньги в воздухе, и я добавляю:
— …который, конечно же, непременно нужно доставить прямо сейчас в сей прекрасный дворец к празднику.
Глава стражи хищнически облизывает губы и щурится в мою сторону, пока его прихвостни с ехидными смешками открывают врата.
— Что ж, господин ибн-Саиф… — медленно выговаривает он, пристально наблюдая то за мной, то за Сурайей. — Подарок для господина Тамира чудо как хорош, однако, чтобы убедиться в отсутствии опасности с вашей стороны, я любезно попрошу ваш подарок снять абайю.
Сурайя бросает на меня короткий, паникующий взгляд, и в совокупности с услышанным это производит на меня почти парализующее воздействие: я ощущаю, как сжимаются мои кулаки от ярости и начинают трепетать крылья носа… Если бы не многолетний опыт наёмника и хоть какая-никакая, но выдержка, я бы сорвал миссию уже на этом этапе, растерзав этих мерзавцев за желание осмотреть мой живой товар. Усилием воли возвращаю на лицо заискивающую, но натянутую улыбку.
— Как прикажете, дорогой друг…
Пренебрежительным движением руки указываю Сурайе снять тёмную ткань. Когда она остаётся в своём наряде под взглядами трёх пар жадных и похабных глаз, дрожа в эту удушливую вечернюю погоду, я отвожу свой собственный взор от стражи, потому что ещё мгновение — и их просто не станет.
— Восхитительно, — одобрительно кивает глава стражи и деловито добавляет: — Я с удовольствием пропущу вас и ваш подарок, господин ибн-Саиф, если мы добавим к нашему… кхм… соглашению ещё одно условие.
— Какое же? — надеюсь, он не слышит агрессивный скрежет моих зубов, сквозь которые я цежу этот нарочито любезный вопрос.
— После того, как господин Тамир распакует свой подарок, мы бы с моими товарищами хотели бы вновь вас увидеть у этих ворот и, скажем, оценить его самостоятельно ещё раз.
«Оценишь, бездушная тварь, правда, не подарок, а вкус собственной крови…» — мелькает в моей воспалённой от затапливающей злости голове под звук лёгкого хруста. Я сжимаю кулаки настолько сильно, что суставы не выдерживают, и впиваюсь ногтями в кожу внутри ладоней до ощутимой, но отрезвляющей боли.
Незаметно для стражи, которая всё ещё любуется застывшей в ужасе Сурайей, выдыхаю сжатый воздух, пытаясь прийти в себя, и, оскалившись, киваю:
— Обязательно, добрый друг. Тогда, с вашего позволения, мы проследуем на пир. Не будем вызывать гнев господина Тамира чрезмерным ожиданием.
Под перешептывания и смешки стражи мы проходим с Сурайей внутрь, не оборачиваясь, и, когда окончательно скрываемся с глаз, оказавшись в одном из многочисленных роскошно обставленных коридоров, я позволяю себе тихое рычание.
Лишь бы хоть как-то спустить пар…
— Чувствую себя после всего этого так, будто неделю не посещала хамам и купальню… — бормочет Сурайя, услышав воинственные звуки с моей стороны, и я с нескрываемым удивлением обнаруживаю, что она больше не дрожит, но идёт так же, понурив голову.
Невероятная актриса.
Я всё ещё зол, поэтому следующая фраза выходит грубее, чем хотел бы:
— А чего ты ожидала от безнравственной, изголодавшейся охраны?.. Ещё бы минута — и я вырвал бы каждому глотку и глаза.
В малахитовых зрачках мелькает страх, но Сурайя ничего не успевает сказать: из благоухающего свежими цветами коридора мы попадаем в огромный зал, наполненный разномастными гостями. Какофония: музыка, льющееся вино, громкий смех, перезвон монет и драгоценных камней на одеждах не только других танцовщиц, но и присутствующих вельмож, потоки воды в мраморном фонтане посередине — словно сбивает с ног и затапливает уши.
Я беру Сурайю за локоть, впиваясь пальцами в кожу, отчего она немного морщится, и отвожу в сторону, к ветвистым растениям в горшках у стены.
— Тебе нужно слиться с остальными рабынями и танцовщицами, и, когда Тамир захочет уединиться, постараться сделать так, чтобы он выбрал тебя среди прочих. Тогда я прослежу за вами, и в подходящий момент… — не договариваю, красноречивым взглядом окидывая мое наваждение, которое внимательно слушает указания.
— Как мы отступим, когда всё… закончится? — она тоже не решается озвучить вслух напрямую цель всей миссии.
— Так, как будто ничего не произошло, — шепчу я в ответ, попутно осматривая гостей и анализируя интерьер зала. — Ты говорила, что Тамир отпускает стражу, когда остаётся наедине с танцовщицами. Будем надеяться, что после его устранения мы сможем спокойно уйти. Главное — следуй моим приказам и не паникуй.
— Хорошо… — Сурайя твёрдо смотрит на меня, решительно сведя брови к переносице, и уже собирается отходить, но я снова удерживаю её.
Оттянув её ещё дальше от чужих глаз в полутемный альков, я обхватываю её лицо ладонями и горящим взглядом впиваюсь в красивые, манящие черты, скрытые газовой тканью.
— Ты помнишь, что должна сделать, если что-то пойдет не так?
— Да, Алисейд, — нижняя губа дрожит, когда она отвечает и кивает мне.
— Повтори.
— Я должна спастись сама…
— Хорошо, — облегченно вздыхаю я, и выдержав паузу, проникаю большим пальцем под вуаль и обвожу по контуру приоткрытый алый рот Сурайи.
Она так тяжело дышит в ответ, наслаждаясь моими касаниями, что я невольно начинаю снова терять самообладание. Но, вовремя одернув себя, лишь тихо добавляю, с сожалением отстраняясь:
— Береги себя, Сурайя.
Я осторожно подталкиваю её к выходу, проведя ладонью по обнажённой пояснице, чтобы не дать сказать ещё что-либо и не позволить этому разговору перерасти в неуместные сейчас, но такие желанные действия.
