Захария развернул свиток и медленно перевел:
— «Любовь — это божество, которое примиряет людей, успокаивает море, утихомиривает бури, дает отдых и сон в печали. Любовь поет свою песню всем созданиям, которые живут и которые будут жить, усмиряя воинственность богов и людей…»
Он не один раз перечитал эту надпись, все никак не будучи в силах постигнуть ее глубинный смысл. Однако что-то убеждало его, что эти слова написаны именно для него.
Еще минуту назад он был несчастен, а сейчас вдруг на какой-то миг оказался в самой сердцевине покоя, которая существует внутри всякого шторма, всякой бури и всякого несчастья. Эта сердцевина — и есть крепость, о которой говорил доктор.
Захария вновь свернул свиток.
— Возьми его себе, — сказал доктор. — А теперь пора спать.
4
На следующее утро во дворе «Короны и Якоря», где ожидался почтовый дилижанс, была страшная суматоха и толкотня. В Торкви не было церкви, не было своего постоянного доктора, но так уж вышло, что здесь было целых пять постоялых дворов, из которых «Корона и Якорь» был самым процветающим. «Корона» выходила окнами на гавань и имела собственную пристройку-пекарню, которая снабжала путешественников сдобными булочками и пирожками, плюс бутылками эля и портера, прежде чем они пускались в рискованное двухдневное путешествие до Лондона.
Когда доктор, Том Пирс и Захария в бричке доктора (два молодых офицера ехали за ними в двуколке, нанятой по такому случаю на постоялом дворе Молитвенного дома) показались во дворе «Короны и Якоря», там стояла настоящая неразбериха.
Сэмюэл Роу был хозяином почтовой станции Торкви, расположившейся в небольшой комнатенке коттеджа на Стрэнде. Господин Роу был необычным человеком. Пост начальника почтовой станции он занял в 1796 году и, как показывает история, оставался на нем вплоть до 1846 года. Его дочь Грейс работала у него почтальоном за пять фунтов в год.
Если в кабинете господина Роу было шумно, то не в пример шумнее было во дворе. Пассажиры дилижанса, большинство которых составляли молодые люди в военной форме, обвешанные со всех сторон рыдающими родственниками, отчаянно пытались занять свои места. Вовсю квохтали цыплята, лаяли псы, отчаянно мозолили всем глаза многочисленные мальчишки, путались под ногами кошки. Конвоир отчаянно трубил в свой рог, пытаясь призвать к порядку новобранцев. Форейтор пытался добраться до хозяина постоялого двора. Со всех сторон дилижанс обступала разношерстная толпа, состоявшая из моряков, конюхов, служанок, хлебопека и его поваренка…
Были здесь и древние старики, опиравшиеся на свои клюки, и грудные дети в колясочках… Словом, собрались все те, кого называют праздными зеваками. Эти люди в большом количестве всегда появляются там, где что-то происходит, и крутятся вокруг, создавая обстановку радостного возбуждения.
Рейсы почтовых дилижансов — это была единственная ниточка, которая связывала Торкви с внешним миром, если не считать захода кораблей в гавань. Те, кому было суждено остаться дома, во все глаза наблюдали за отправлением дилижанса и пытались себе живописно представить весь восторг путешествия… Ведь о поездке в Лондон по новой дороге всегда так много говорилось… Люди представляли себе все те достопримечательности, которые откроются путешественникам по дороге, другие графства и английские деревеньки, которые жителям Торкви представлялись едва ли не чем-нибудь заграничным. Приезд же дилижанса в Торкви порождал еще большие волнения, чем его отправление, ведь с почтой в Торкви приносились известия о короле, его дворе, парламенте, сражениях и великих деяниях… Время было военное, и новостей ждали с особенным трепетом.
Те, кто провожал дилижанс сегодня, хорошо помнили другой день, — это было три года назад, — когда этот же дилижанс, украшенный лавровыми венками, въехал во двор «Короны и Якоря», разнося по всей округе звуки горна, в который трубил конвоир. Один из пассажиров дилижанса взобрался на его крышу с «Экстраодинари Газетт» в руке и вслух возвестил о заключении Амьенского мира. Зазвонили колокола церкви Св. Марии, Торре и Пэйнтона, взорвались грохотом салюта корабли, стоявшие в заливе. В церквах состоялись благодарственные молебны, на холмах разожгли праздничные костры. Тогда все будто помешались от счастья.
Кто же мог тогда предположить, что всего через два года дилижанс приедет в Торкви уже с другими новостями. Война была развязана снова. Бони невозможно доверять. Ему не нужен мир, он хочет покорить все земли и не успокоится, пока не сделает этого. Сейчас времена были очень тревожные.
Почти каждый отправлявшийся сегодня на почтовом дилижансе из Торкви носил военную форму.
— Прощай, сын.
Большая рука доктора Крэйна опустилась на плечо Захарии и сильно сжала его. Словно тем самым доктор хотел вдохнуть в юношу часть своей собственной жизненной энергии. Доктор гордился своим сыном, что было видно по его горящим глазам. Захария напружинил плечо под мощными пальцами доктора и смотрел прямо ему в глаза. Он видел в глазах доктора любовь к себе, любовь, которая превратилась в боль. Ему не хотелось уезжать.
— Прощай, сын, — повторил доктор.
— Прощайте, сэр. — Захария кивнул Тому Пирсу и протянул ему руку. — Прощай, Том.
Затем он повернулся к ним спиной и посмотрел на почтовый дилижанс, в котором должен был уехать. Он смотрел и не видел его. Они поедут на крыше, так было решено. Подняв глаза, Захария увидел сверху улыбающуюся физиономию Руперта Хунслоу и его протянутую руку, покрытую веснушками.
Захария подал свою руку, и его сильно вздернули вверх. Здесь пахло соломой и лошадьми. Он услышал, как хлестнула плеть и колеса почтового дилижанса заскрипели по камешкам двора. Оглянувшись назад, Захария вновь поймал лицо доктора. Доктор улыбался. Юноша не мог понять, чему же тут радоваться. Конвоир вновь задудел в свой рог. Воды залива слепили глаза. Мимо Захарии проплывали цветочные сады Стрэнда и гирлянды дымков, поднимающихся из печных труб домов. Дилижанс переехал по мосту через Флит, и море осталось у них за спиной. Казалось, из этой очаровательной долины не будет выхода, но вскоре показалась изогнутая лента дороги, которая стелилась между зелеными холмами. Дилижанс отыскал эту дорогу и поехал по ней.
Звуки рога наконец затихли вдали, и вскоре на Стрэнд вновь опустилась обычная для него тишина. Только в небе кричали чайки и о стену гавани разбивались небольшие волны.
Книга вторая
МОРЕ
Глава I
1
Было воскресенье, 20 октября 1805 года. Месса состоялась в древнем гостевом зале Торрского аббатства. Теперь это была местная католическая церковь. Паства была немногочисленна. Некоторые приехали сюда за много миль по ужасным дорогам, по ужасной погоде. Но они приехали на воскресную мессу, так как были истинными католиками. Эти люди собрались после службы в приемном холле. За дверьми под осенним солнцем их ждали экипажи. Народу было немного.
Здесь были представители лучших домов всей округи, дворяне, удалившиеся в отставку и проживающие в Торкви, только потому, что поблизости была католическая церковь аббатства, несколько эмигрантов и морских офицеров в отпуску. Все эти люди были почти что придворными сэра Джорджа и леди Кери, ибо в их доме имели они возможность возносить молитвы. Они были преданы сэру Джорджу и леди Кери, так как те были очень гостеприимны и кормили наиболее бедных из эмигрантов, тем самым помогая им утолить тот голод, в котором они умерли бы, но не признались. Ибо это были настоящие аристократы…
