В июне состоялись выборы в Дойл Эрен. Из 128 мест 92 заняли кандидаты, поддерживающие договор, но это никак не разрешило кризис: выборы стали прологом к кровопролитной гражданской войне. Начиная с апреля, большая группа людей из ИРА под предводительством Рори О’Коннора оккупировала Здание четырех судов в Дублине, изящный образчик георгианской архитектуры, средоточие законодательства Ирландии. По словам одного из соратников О’Коннора, Эрни О’Мелли, они «наглухо заложили окна толстыми юридическими томами, тяжелыми гроссбухами и жестяными ящиками с землей». Публичный архив они превратили в военный завод, где производились мины и гранаты. Провокации, однако, не повлекли за собой соразмерной расплаты, на которую рассчитывала радикальная группировка, и Майкл Коллинз и другие его единомышленники безуспешно пытались убедить людей О’Коннора покинуть здание. Терпение правительства лопнуло после убийства сэра Генри Уилсона и похищения генерала Свободного государства О’Коннела по прозвищу Рыжий. Кроме внутренних проблем, Ирландия страдала от давления британского правительства и Ллойда Джорджа в частности: тот считал, что у Британии «есть право рассчитывать, что надлежащие действия против оккупантов Здания четырех судов будут предприняты незамедлительно». В ранние утренние часы 28 июня силы временного правительства открыли по Зданию четырех судов артиллерийский огонь. Оккупантам вновь предоставили условия капитуляции, но О’Коннор был непреклонен. «Я и мои ребята… все готовы умереть за республику, – так он писал в постановлении, которое тайком пронесли из здания на исходе первого дня. – Неужто наши бывшие товарищи, которым заморочили голову, поднимут оружие на тех, кто в одиночку стоит за Ирландию?» Ответ на его вопрос был: «Да». И хоть Коллинз никак не хотел воевать против людей, которых считал друзьями, он полагал, что у него нет выбора.
Утром 30 июня заключили временное перемирие: нужно было эвакуировать раненых. Но днем пальбу возобновили, и большой взрыв прогремел в публичном архиве. Погибли государственные документы, некоторые возрастом в восемь столетий, а над Дублином поднялось большое грибообразное облако дыма. К четырем часам дня противники мирного договора сдались. Рори О’Коннора и большинство его сторонников арестовали.
В последующие несколько недель бои на улицах Дублина не утихали. В центре сражений находилась улица О’Коннела, где располагался небольшой отряд членов ИРА, не принимавших договор, под началом Оскара Трейнора. Они заняли несколько зданий, в том числе гостиницы, и создали из них настоящую крепость, прорубив ходы в стенах. 5 июля, когда большая часть крепости запылала, Трейнор и большинство его сторонников спаслись бегством, смешавшись с толпой. Остался Кахал Бру, который при прошлом правительстве занимал пост министра обороны и в свое время объявил себя непримиримым противником договора. Он с небольшим арьергардом занимал отель «Хаммам». Ближе к вечеру Бру приказал своим людям сдаваться, но сам отказался наотрез. Через некоторое время он вышел из отеля и приблизился к войскам Свободного государства с револьвером в руке. Какой-то солдат выстрелил Бру в ногу и задел важную артерию. Бывший министр обороны умер два дня спустя. Серьезных боев на улицах Дублина больше не было. Но за пределами столицы бушевала война.
Резня в Херрине, забастовки
и «Судебный запрет Догерти»
Промышленность Соединенных Штатов раздирали жесткие разногласия. В 1922 году произошло самое жестокое столкновение в маленьком шахтерском городе Херрине в штате Иллинойс. Здесь во время забастовки и зверств толпы погибли двадцать три человека. Национальная забастовка угольщиков началась в апреле, и к июню результаты дали о себе знать. В Херрине владелец «Угольной компании Южного Иллинойса» как будто договорился с забастовщиками, но потом, надеясь еще поставить уголь на рынок, нанял в Чикаго штрейкбрехеров. Бастующие рабочие, в большинстве состоявшие в Национальном союзе шахтеров, были вне себя. В Херрине становилось жарко. Управляющий шахтой С. К. Макдауэлл словно нарочно провоцировал волнения: «Мы приехали разрабатывать шахту, и плевать нам на ваш профсоюз. Если придется, кровь прольем, но шахта будет работать». То, что насилие неизбежно, становилось все яснее. 21 июня произошло столкновение: стреляли с обеих сторон, и с обеих сторон погибли люди. Бастующие, а некоторые даже прибыли из других уголков штата, взяли шахту в кольцо и требовали от штрейкбрехеров прекратить работу. Видя численное преимущество противника, те согласились при условии, что им позволят беспрепятственно покинуть шахту. Протестующие приняли такие условия, и тогда около шестидесяти человек вышли из шахты с поднятыми руками.
Их, вместе с управляющим Макдауэллом, согнали в одну группу и повели обратно в Херринг. Этот путь был длиной восемь километров. По дороге численность бастующих только росла, и чем больше их становилось, тем тяжелее было ими управлять. Штрейкбрехерам угрожали: «Перестрелять надо вашего брата, вот тогда страна свободно вздохнет!» И били прикладами винтовок. Особенно доставалось Макдауэллу. Вскоре его голова была залита кровью от нескольких ран. Несмотря на пожилой возраст и немощь, управляющего не щадили. «Повесить надо старого сукина сына!» – крикнул один шахтер из профсоюза. Несколько раз Макдауэлл падал, и всякий раз его грубо ставили на ноги. Наконец его увели с дороги, послышались выстрелы. Тело управляющего с двумя пулями в груди после обнаружил у себя на поле местный фермер. Невеселое шествие между тем продолжалось, и вблизи от Херрина шахтеры и их союзники утратили остатки дисциплины. Они уже убили некоторых штрейкбрехеров, а выживших загнали на другое поле. Там их выстроили вдоль изгороди из колючей проволоки и приказали спасаться бегством. «Вот и поглядим, добежите ли до Чикаго, грязная вы алкашня!» – так, передают свидетели, прокомментировал один шахтер. Штрейкбрехеры прорвались сквозь ограду и кинулись к ближайшему лесу, а бастующие открыли огонь. Один из охранников, Эдвард Роуз, решил, что лучше всего притвориться мертвым. Он услышал, как какой-то шахтер кричит: «Клянусь Богом, кое-какие молодчики еще не испустили дух! Трудненько же их завалить!» Роузу выстрелили в спину, однако рана оказалась не смертельная – он выжил. Другим не так повезло.
Шестерых штрейкбрехеров поймали и отвели в Херрин. Вокруг них собралась толпа: мужчины, женщины, дети – все били их. Так злополучных рабочих из Чикаго согнали на местное кладбище и связали друг с другом. Раздался ружейный залп, и связанные рухнули на землю. Стрельба продолжалась. Когда увидели, что три жертвы еще живы, им перерезали горло ножом. Мертвые тела осыпали проклятиями. Один человек на кладбище даже мочился на них – и никто его не останавливал. Когда в городке худо-бедно навели порядок, раненых отправили в больницу, а мертвых отнесли на местный склад. Там тела раздели, отмыли и выставили на потеху публики на несколько часов. Мимо проходили шахтеры со своими семьями, некоторые плевали на мертвецов, слегка прикрытых тонкими простынями. Одна женщина, тащившая за собой детей, будто бы сказала им: «Вот они, грязные бездельники, что пытались отнять у нас хлеб!»
Шокирующие события в Херрине стали кульминацией одного из самых жестоких конфликтов между рабочими и нанимателями в США в 1922 году. А тогда подобные конфронтации были обычным делом. В следующем месяце бастовали работники железных дорог из нескольких профсоюзов. Первого июля около 400 000 человек и буквально, и фигурально бросили инструменты на землю и покинули рабочие места. Так же, как и владельцы шахт, железнодорожные компании в ответ наняли штрейкбрехеров и приставили к ним вооруженную охрану. И снова за этим неизбежно последовало насилие. Но на сей раз пострадали в основном забастовщики. Случаи, когда охранники открывали по рабочим огонь, происходили повсеместно: от Порт-Морриса в Нью-Джерси до Нидлза в Калифорнии. В городе Уилмингтоне в Северной Каролине «специально нанятый охранник» так обиделся на инженера Х. Дж. Саутвелла за то, что тот назвал его подлецом, что застрелил его на месте. По жестокой иронии, Саутвелл сам не участвовал в забастовке. В городе Буффало в штате Нью-Йорк железнодорожные полицейские случайно застрелили женщину с двумя детьми.
