– Сука, – повторяю я уже четче. – Что ты мне дал?
– Отвечаю по порядку, – Миша говорит спокойно. – Если термин «сука» ты употребил в мой адрес, то есть вероятность, что ты не прав. Впрочем, если хочешь, мы можем обсудить мои морально–нравственные характеристики, но чуть позже. В пузырьке был спирт, разбавленный водой. Спирта много, воды мало. Обжечься ты не мог. К тому же я посоветовал тебе выдохнуть воздух.
– Но я не хочу употреблять алкоголь. Алкоголь – это яд, а алкоголизм – неизлечимая болезнь.
– Это миопатия – неизлечимая болезнь, и твоя глупость – неизлечимая болезнь, а алкоголизм успешно лечится.
– Употребление алкоголя приводит к деградации личности. У лиц, регулярно употребляющих алкоголь, рождаются неполноценные дети. Пить вообще очень вредно.
Миша не слушает меня. Миша молчит, но я уже научился различать даже его молчание.
– Ладно, хватит болтать. Что ты газет начитался, я и так знаю. Что ты там искал?
– Где?
– Сам скажи, где.
– Ничего не искал. Я просто так поехал. Хотел посмотреть.
– Посмотрел?
– Посмотрел.
– Рассказывай.
– Понимаешь, Миша, я только к лифту подъехал, а оттуда бабушку вывозили мертвую. Голова закрыта простыней, а пятки синие.
– Ты бы предпочел, чтобы закрыты были пятки, тебе хотелось на лицо посмотреть?
– Нет.
– Твое эстетическое чувство оскорбил цвет пяток? Ты бы предпочел коричневые пятки, или зеленые?
– Сука ты.
– Возможно. Ты толком можешь объяснить, что ты хотел увидеть и что увидел? В чем разница?
– Да ни в чем. Я раньше трупов не видел.
– Ты думал, что люди живут вечно.
– Перестань. Миша, ты не понимаешь, о чем я?
– Понимаю. Маленький мальчик увидел труп и наложил в штаны.
– Не только. Я потом в этот лифт заехал, там такой запах.
– В лифте?
– В лифте еще ничего, а на третьем этаже – такой запах, как в туалете, только хуже. Старик все время кричал «няня, няня», долго кричал, никто к нему не подходил. Я недалеко от лифта отъехал, дальше не смог, а хотел еще в комнаты заглянуть. Потом у меня голова закружилась.
– Так. Повтори еще раз, что тебе конкретно не понравилось. Цвет пяток бабушки, тембр голоса дедушки? Может, ты хотел бы, чтобы он пел? Что он должен был делать? Что бы ты стал делать на его месте?
– Не знаю. Он нянечку звал, а она не подходила.
– Ты не прав. Он не звал нянечку.
– Я сам слышал, он «няня» кричал.
– Для того, чтобы позвать нянечку, надо подойти к комнате нянечек и громко постучать.
– Но он же ходить не может. Да и зачем ему нужна нянечка, если бы он мог ходить?
– Перестань болтать. И вытри сопли. Нельзя, чтобы тебя видели со слезами. Здесь нельзя плакать. Так, надоел ты мне. Быстро, еще раз. Бабушка умерла, ее повезли в морг. Все нормально. Так?
– Ну, так.
– Без «ну».
– Так.
– Дедушка не мог позвать нянечку, соответственно, нянечка не подходила. Так?
– Так.
– Если много людей долго лежат на кровати без помощи, это плохо пахнет. Так?
– Так.
– Тогда все нормально. Все это я тебе мог рассказать и без твоей идиотской экскурсии. Что ненормального ты там увидел?
– Ладно, пусть все нормально. Только не нравится мне здесь. Я голоса начинаю слышать. Так и с ума сойти можно.
– Если начнешь вслух кричать, что тебе здесь не нравится, попадешь в дурдом. Итак. Тебе здесь нравится?
– Да.
– Уже лучше. Больше на третий этаж не катайся, нечего тебе там делать. С ума ты пока не сходишь. Нервный срыв, бывает.
Спирт действует как–то странно. Мне неожиданно становится все равно. Все равно, какого цвета пятки у трупа, плевать на дедушку с третьего этажа. Мне хочется задать вопрос, но я знаю, что вопрос будет глупый и Миша станет надо мной смеяться.
– Миша, а у тебя тоже так было?
– Тоже. Только водку мне зэк в рот влил.
– И голоса были?
Миша не отвечает. Миша смотрит мимо меня, у него неожиданно злое лицо.
Мы молчим, мы можем молчать долго.
– Понимаешь, Рубен. Мне было несколько сложнее, чем тебе сейчас. С одной стороны, в голове была полная каша, и голоса, и крики, а с другой…
Миша опять замолкает, и я боюсь, что сегодня он больше не захочет со мной разговаривать.
– Что «с другой»?
– А с другой стороны, на соседних кроватях лежали настоящие сумасшедшие и кричали. Все время кто–нибудь кричал по–настоящему. Я не мог различать воображаемые и реальные голоса.
Я смотрю на Мишу. Он устал, он очень устал. Ему было гораздо тяжелее, чем мне. И сейчас тяжелее. Намного.
ДОМ
Мы живем шикарно. У Миши много денег. Это деньги от продажи дома. В том доме когда–то жили его мама с папой, но главное – там жила бабушка. Миша никогда ничего не рассказывает про своих родителей. Если Миша о чем–то не говорит, то это навсегда и ничего тут не поделаешь. Миша есть Миша. Только иногда он вспоминает бабушку. Бабушка мечтала купить корову. Вместо коровы она купила государственные облигации внутреннего займа. Выбора у Мишиной бабушки не было. Все должны были покупать эти облигации. Зато теперь, через двадцать лет после смерти Мишиной бабушки, кроме денег от продажи дома у нас есть облигации. Если продать облигацию, можно получить за нее пятьдесят рублей – огромные деньги. Банка дешевых рыбных консервов стоит тридцать три копейки. Облигации очень красивые. Мне нравится рассматривать облигации, мне нравятся облигации, мне нравятся деньги. Я люблю смотреть на деньги и думать о том, сколько всего можно было бы на них купить. Тратить деньги мне не нравится. Миша говорит, что я не умею обращаться с деньгами, и я ему верю. Иногда Миша спрашивает меня, что я хотел бы купить, но ничего умного я все равно не могу придумать. Один раз я попросил Мишу купить большую шоколадку с красивой оберткой. Я не люблю шоколад, но мне нравится рассматривать глянцевую картинку на упаковке. Обертку от шоколадки я красиво сложил и использовал как книжную закладку. Миша сказал тогда, что не понимает людей, которые читают книги, но не могут с первого раза запомнить двузначную цифру. Миша не видел смысла в книжной закладке, Миша не видел смысла в шоколаде. После случая с шоколадкой Миша в очередной раз смог убедиться в моей тупости, а я перестал вмешиваться в денежные дела Миши.
У нас есть все, что надо для жизни: телевизор и холодильник. Холодильник Миша купил очень дешево. Это маленький холодильник, в него влезают две тарелки еды или четыре пол–литровые банки. Еды нам больше не нужно, а в пол–литровой банке мы иногда храним водку. Хранить водку в банке гораздо удобнее. Когда нянечки заглядывают в наш холодильник, они видят банку с компотом, потому что я всегда кладу в банку с водкой немного варенья.
