— Убирайтесь, сэр! — произнес мальчишка. Эти розы подрезал он сам, следуя наставлениям старого Бингера, чтобы на растениях взошло больше бутонов. И если ими захочет полакомиться каждая тварь на свете, к утру совсем ничего не останется. — Пошел вон! — Он подкрепил свой призыв камнем уже поувесистее, и олень бросился по аллее в сторону дороги, однако почти сразу же замедлил бег, перейдя на неспешный аллюр, словно оставляя последнее слово за собой.
А затем Финн увидал странный мерцающий свет, перемещающийся среди деревьев. Быть может, то идет человек с замотанным в тряпку фонарем? Олень, похоже, тоже заметил сияние и, резко дернувшись в сторону, будто его подхватил ураган, и мгновение ока скрылся в подлеске. Мальчишка вдруг осознал, что птицы и сверчки кругом умолкли, хотя и не мог сказать, когда это произошло. Потом он разглядел, что свечение исходит вовсе не от фонаря и скорее смахивает на лунный свет, играющий в крошечных капельках водяной взвеси, появление которой в такую теплую и сухую ночь попросту невозможно. Да и листва настолько плотна, что бледным лучам луны не пробиться сквозь нее, чтобы проявиться под деревьями.
«Блуждающий огонек», — догадался Финн. С такой штукой он уже встречался на Эритской топи. А блуждающие огоньки, как известно, это разгуливающие по ночам мертвецы. Не то чтобы Финн испытывал к ним, да и вообще ко всем привидениям, какие-либо теплые чувства, но вот любопытство они у него вызывали точно. Тем более, как говорила мама, бояться их нечего. А единственным сохранившимся у Финна воспоминанием о бабушке и вовсе было появление ее привидения однажды ночью под Скарборо, где цирк остановился на лугу прямо над океаном. Мама тогда заплакала, увидев бледного призрака, неподвижно замершего перед ними. Но Финн был еще маленький, да к тому же ужасно перепугался, так что причина, которая так расстроила единственного родного ему человека, осталась ему неведома.
Финн продолжал наблюдать за блуждающим огоньком, который дрогнул и изменил форму, теперь явив собой подобие человеческой фигуры, только очень маленькой, эдакого гномика. Затем свечение расширилось, и под деревьями обозначился образ мальчика в полный рост, хотя и не совсем сплошной. Его черные как смоль глаза таращились вдаль, словно он вглядывался через окно в некую незримую землю. Рот у призрака был открыт, однако отнюдь не как при разговоре — нижняя челюсть его безвольно отвисала, а голова западала набок под неестественным углом. Несомненно, то была фигура повешенного. И действительно, Финн заметил чуть ли не пылающую узкую полоску на шее мальчика — там, где в нее врезалась веревка. А потом он уловил шепот, хотя таковой звучал словно в его собственной голове, как голос в сновидении. Слов было не разобрать, лишь какой-то ропот сознания, и еще чувство скорби и ощущение бесконечного одиночества кого-то скитающегося по безбрежной тьме.
Вдруг до Финна явственно донеслось позвякивание колокольчика с дороги, и призрак тут же потемнел и исчез. Прекратилось и нашептывание. Паренька, впрочем, это только порадовало. Из любопытства он прошел несколько шагов: неужто кто-то среди ночи разыскивает призрака? И как, интересно, он собирается его поймать? Однажды ему довелось рассмотреть устройство для ловли привидений — зеркальный ящичек с конфетами в качестве приманки. Более всего призраки предпочитают ассорти. Стоит привидению забраться в ящичек, и зеркала уже не дают ему выбраться.
Снова послышался колокольчик, уже совсем рядом, однако на этот раз звон резко оборвался — очевидно, его намеренно заглушили. Финн прошел еще немного, не уверенный, однако, стоит ли показываться незваному визитеру. Прямо перед ним оказалась повозка. В ней сидел человек в черном, лошадь тоже была вороной масти, так что и повозка с незнакомцем, и лошадь, и ее упряжь практически не различались на фоне темных деревьев по другую сторону дороги.
А вот возница заметил Финна и кивнул в качестве приветствия.
— Подойди сюда, мальчик, — тихо проговорил он, поманив парнишку хлыстом. — Выйди на лунный свет, чтобы я мог тебя видеть.
Но Финн не тронулся с места, предпочитая оставаться в тени. Что-то подсказывало ему, что недавний призрак все еще поблизости — возможно даже, он уже пленен этим самым темным незнакомцем. Теперь Финн разглядел на спине у того горб, доселе неразличимый из-за накидки и темноты.
— Я в затруднении, — посетовал возница. — Мне нужна Лондонская дорога, кратчайший путь. Боюсь, я заблудился в темноте. Остается только надеяться, что до нее недалеко.
— До нее и вправду недалеко, сэр, — успокоил его парнишка. — Примерно через полмили отсюда будет поворот на Вротамскую пустошь, и там на развилке берите вправо и езжайте до самого Гринвича. Кстати, сэр, на Вротамской пустоши есть постоялый двор, «Отдых королевы» называется. Возможно, вам следует остановиться там, до Лондона дорога-то долгая, да еще на ночь глядя.
Пока Финн объяснял, ему пришло в голову, что с незнакомцем этим что-то не так. Было в нем нечто противоестественное, а то и вовсе зловещее. Впрочем, так могло казаться из-за столь позднего часа да поразительной тишины, объявшей ночь. Тем не менее мальчишка пожалел, что не остался в своем домике вместе с Ходжем.
— Долгая, говоришь? Что ж, поверю тебе на слово. Ты вроде смышленый паренек, с ответом не тянешь. Вот что, я дам тебе соверен, если ты проводишь меня до постоялого двора. Вдруг и все-таки пропущу поворот. Там поужинаешь и вернешься задолго до рассвета, если ты хороший ходок. Что скажешь?
— Скажу, что не могу, ваша милость.
— Почему же нет?
«Да потому что рожа у тебя как у Вельзевула», — подумал Финн, однако вслух ничего не произнес.
— Хм, тогда два соверена.
— Нет, сэр, не могу.
— Вот как? Для тебя и два соверена мало? Тогда три, и большего от меня не жди.
Для такой мелочи вознаграждение представлялось чрезмерно большим. Этому типу явно что-то нужно, но не услуги провожатого, нет, он хочет чего-то другого. Вот только бог его знает, чего именно. А не встречался ли он Финну раньше? Что-то в чертах возницы показалось мальчишке смутно знакомым — что-то помимо его жутковатой наружности и горба. Свети луна чуток поярче, он наверняка вспомнил бы. Но он точно где-то уже видел этого типа — скорее всего, в Лондоне, в портовом районе.
— Меня ждут в доме, сэр. Но вы ни за что не пропустите поворот на пустошь, там есть указатель на Гринвич.
Возница злобно — так, словно решил затоптать строптивого мальчишку лошадью да еще и переехать повозкой для верности, — зыркнул на Финна. Но вдруг лицо его прояснилось, и он просто сказал:
— Тогда я поеду, мальчик, — с этими словами незнакомец дернул вожжи, и лошадь бодро пустилась галопом. Буквально через секунду повозка растворилась в темноте.
— Да оградит Господь нас от всякого зла, — произнес Финн, перекрестился и пошел назад. Вместе с повозкой исчезло и ощущение присутствия призрака, и на деревьях вновь завели свои песни ночные птицы, а в кустах заверещали сверчки. Пареньку пришло в голову, что надо бы рассказать о происшествии профессору. Крайне сомнительно, что незнакомец оказался в поместье, заблудившись по дороге в Лондон, — тут, поди, не обошлось без какого-нибудь злого умысла. Однако по пути к своему домику Финн увидел, что нижний этаж хозяйского дома погрузился в темноту и лишь только в спальне профессора и Элис горела лампа. Тогда он вернулся к себе в комнату, где обнаружил, что Ходж спит на его кровати, а от пирога остались одни крошки.
