– Анни?!
Аните почудилось, что она смотрится в зеркало, только у отражения была поцарапана щека, а на верхней губе алела вытекающая из разбитого носа кровь.
– Господи, я тебя поранила… Прости! – Анита ласково взяла лицо сестры в ладони, поцеловала ее в лоб. – Зачем ты стреляла в Алекса?
– В Алекса? – Кончита всхлипнула и перевела подернутый дымкой взгляд на Максимова. – Это твой муж?
– Ах да, вы же никогда не виделись…
Максимов уже сообразил, что к чему.
– Меня зовут Алексей Петрович. Нелли много рассказывала о вас.
– Алексей Петрович… Алекс… – бормотала ошеломленная Кончита. – Хорошо, что я вас не убила! Я думала, вы залезли в мой дом, чтобы ограбить… Или еще хуже: вас послал Сатана…
– Конни, что ты городишь? – спросила Анита, насупясь. – Какой Сатана? И где ты пропадала всю ночь? Мы приехали вчера, а тебя нет.
Кончита, не отвечая, уткнулась лицом в ее плечо и горчайше разрыдалась. Анита помогла сестре подняться, стояла, обнимая ее и поглаживая по макушке, не знала, как утешить и, что важнее, как добиться от нее внятных ответов на назревшие вопросы.
Максимов подобрал с дорожки пистоль, осмотрел полку с порохом, кремень.
– Мне повезло. Мишель когда-то писал, что азиатские курки крайне ненадежны, все время осекаются.
Мишелем он называл своего приятеля Лермонтова, с которым служил в начале сороковых годов в Тенгинском пехотном полку на Кавказе.
– Это пистолет нашего деда, – пояснила Анита. – Хранится в семье как реликвия. Полвека назад дед ездил с ним в Мексику на поиски золота.
Кончитой овладел истерический припадок – она сотрясалась от плача, хлюпала носом и не могла вымолвить ни слова.
– Пошли в дом, – предложил Максимов. – Твоей сестрице срочно требуется глоток риохи… или чего покрепче.
Полчаса спустя они втроем сидели в гостиной за низким столиком, пили вино и разговаривали. Максимов нескоро свыкся с тем, что перед ним рука об руку с женой сидит точный ее репликат.
– У вас даже одежда почти одинаковая, – заметил он.
– Вкусы у нас всегда были разные, – ответила Анита. – Но в гардеробе у Конни я не нашла того, что мне нравится.
– Извини, – проговорила Кончита сквозь уже подсыхающие слезы. – Я не смогла как следует подготовиться к твоему приезду.
Успокоившись, она обрела способность говорить вразумительно. Первым делом рассказала о драме полугодовой давности. По ее словам, гибель Хорхе выглядела подозрительно.
– Он всю жизнь разрывался между мной и работой. Я видела его так редко, так редко! – сетовала она, прихлебывая рубиновую жидкость из бокала. – Особенно в последнее время. Он говорил, что чем ближе срок сдачи этой треклятой железной дороги, тем больше у него работы. Пропадал целыми днями, а то и ночами… Приходил уставший, задумчивый, сразу ложился спать. А потом… это было где-то в середине лета… заявил, что надо отсюда уезжать.
– Уезжать? – изумилась Анита.
– Он ничего не объяснял. Твердил только, что мне надо переехать в другое место – например, в Мадрид. У него хватит денег, чтобы купить там хороший дом.
– А сам он планировал остаться здесь?
– Да. Сказал, что до окончания строительства его никто не отпустит, но потом он присоединится ко мне.
– И ты согласилась?
– Я сказала, что не оставлю его одного. Я же чувствовала, что у него какие-то неприятности.
– Связанные с работой? – уточнил Максимов.
– Мне показалось, не только с работой… Короче говоря, я осталась. Мне жалко было покидать этот дом, я так к нему привыкла! А теперь он наводит на меня жуть…
Далее Кончита поведала о том, как потрясла ее внезапная гибель Хорхе. У нее нет ни малейших сомнений в том, что это был не несчастный случай.
– Он всегда был осторожен, и технику держал в исправности. С ним не могло ничего случиться… разве что все было кем-то подстроено.
– По-твоему, его убили?
– Да… Но в полиции мне не поверили, сказали, что нет никаких оснований для расследования. Я ничего не сумела им доказать.
А затем начался ад. К Кончите стали приходить разные темные личности, уговаривали продать дом. Она уперлась, деньги ее не прельщали. Твердость характера вообще была фамильной чертой Моррьентесов, обладала ею и Кончита – за обликом плаксы с богатым воображением и слабыми нервами скрывалось редкое упрямство.
Она воспротивилась продаже дома, и тогда на нее обрушились кошмары. В уютных комнатах, где она провела столько покойных и счастливых дней, как будто поселились бесы. Сами собой включались приборы, оставшиеся в наследство от Хорхе, ночами кто-то завывал и дико хохотал, а вчера, когда Кончита, оторвавшись на минутку от глажки белья, поставила на плиту турку с кофе, на стене кухни нарисовалась мертвая голова Хорхе. Этого Кончита вынести не смогла, схватила фамильный пистолет, который с недавних пор лежал у нее под рукой, и, выпалив в белый свет как в копейку, опрометью кинулась вон из дома. Она нашла приют в монастыре сакраменток, в двух милях от города. Там переночевала, переговорила с аббатисой и приняла решение остаться в обители навсегда. Но прежде надо было еще раз вернуться в злополучный дом, чтобы забрать необходимые личные вещи и документы.
– Это дух Хорхе явился сюда! – закончила она свое повествование. – Когда Хорхе умер, я дала обет, что постригусь в монахини. Как мне жить одной? Но время шло, а я все не решалась. Вот он и спустился с небес, чтобы поторопить меня.
– Конни, – Анита взяла ее за руку, – ты же взрослый человек. У нас даже Вероника в такое не верит…
По части мракобесия Вероника слыла крупной специалисткой – знала великое множество народных легенд и верила в них безоговорочно.
Максимов дождался своего звездного часа и с авторитетным видом вступил в дискуссию:
– Нелли права: мистика ни при чем. Вас… а вчера и нас… просто дурачили.
– Как ты это выяснил? – заинтересовалась Анита.
– Нет ничего проще. В стенах просверлено несколько отверстий, диаметром в полдюйма, не больше. Снаружи они заткнуты заглушками, а изнутри замаскированы стенными панелями, поэтому обнаружить их нелегко. Но я знал, что они есть. А на газоне с восточной стороны дома остались следы от трехногой подставки.
– Что же на ней стояло?
– Вариация волшебного фонаря. Камера-обскура с мощной линзой, позволяющая через сравнительно маленькую дырку в стене проецировать нарисованную человеческую голову и другие изображения. Согласен, впечатляюще… Недаром иезуиты использовали волшебные фонари для религиозной пропаганды – показывали обывателям мерзости ада. Источником света служит свеча или масляная лампа, усиленная рефлектором.
– Но волшебный фонарь дает неподвижную картинку, а лицо на стене шевелилось, – высказала сомнение Анита.
