Так он терзался день за днем, мысленно то оправдывая себя, то называя подлецом. Поскольку эмоции он умел скрывать недостаточно хорошо, Анита, скорее всего, разоблачила бы супруга, несмотря на принимаемые им меры предосторожности, если б не была занята совсем иными заботами. Она остро ощущала, что тучи над обитателями замка становятся все гуще и близится развязка, в сравнении с которой все предыдущие события покажутся детскими играми. Наиболее осведомленными в этом отношении являлись, по ее мнению, граф Ингерас и китаец Вэнь Юн. Они могли многое прояснить, но как добиться от них откровенности? Разговаривать на означенную тему с графом – все равно что с гранитной скалой. А вот китаец… Подход к нему Анита уже знала, даже испробовала и была близка к достижению цели, но тогда возникла непредвиденная помеха в лице все того же Ингераса. Прошло немного времени, и Анита решилась повторить попытку.
Запасшись, как и в прошлый раз, курительной трубкой, она, никем не замеченная, прошмыгнула в подземелье, где, согласно распоряжению хозяина замка, содержался арестант. Шла ощупью, благо уже более или менее изучила систему проходов и лестниц. Припасенную свечу зажгла в непосредственной близости от зарешеченной камеры. Рассчитывала на эффект внезапности: вспыхнет огонь, китаец, привыкший к темноте, испытает, вероятно, что-то наподобие страха, и тогда его легче будет расколоть.
Но заготовка не сработала. Когда пламя плотно обхватило фитиль и вытянулось кверху, озарив мрачное подземелье, Анита увидела, что Вэнь Юн сидит в углу своей темницы в расслабленной позе. Он не вздрогнул, не шарахнулся в сторону, лишь повернул голову и окинул посетительницу замученным отупелым взглядом. Ее появление никак его не всколыхнуло.
Тогда Анита пустила в ход свое главное средство – показала набитую зельем трубку, поднесла к ней огонь, готовясь зажечь. Спросила по-английски:
– Хочешь?
Рассчитывала, что Вэнь Юн тут же утратит свою флегматичность, сорвется с места, подбежит к решетке. Но вместо этого он вяло пожал худыми плечами.
– Не хочешь?
Китаец запустил руку в карман засаленного халата и вынул оттуда горсть порошка, от которого тотчас распространился специфический сладковатый запах.
– У тебя уже есть? Откуда?
Вэнь Юн потыкал пальцем в порошок на ладони, а затем сунул перепачканный ноготь сначала в левую ноздрю, после в правую. Глубоко вдохнул, прикрыл глаза.
Все ясно. Перестал курить, начал нюхать. Если эта процедура, как и прежняя, переносит его в мир грез, то ему должно быть все равно.
Анита просунула трубку сквозь прутья решетки, уронила ее в камеру. Вэнь Юн к ней не потянулся, остался сидеть неподвижно, как медитирующий йог.
– Тебя снабжала Нова-Лингу? Приносила еду, а заодно и отраву? Между прочим, ее больше нет, она умерла.
Хоть бы ресницы затрепетали! Так нет же – истуканствует, и все ему нипочем. Знать, островитянка, добрая душа, обеспечила изрядный запас, раз он так спокоен. А на чужие жизни ему, похоже, всегда было наплевать…
– Значит, ты всем доволен, и тебе ничего не нужно? Ладно… я пошла.
А и то сказать – зачем задерживаться? Вытягивать сведения у безмолвного идола – только подвальных пауков смешить.
Анита собиралась оставить китайца наедине с его опиумными фантазиями, но он вдруг шевельнулся. Приподнял веки. Больше того – встал и подковылял к решетке. Анита подивилась тому, каким он сделался худым и изможденным: халат на нем болтался, как на огородном чучеле, щеки впали, глаза налились болезненной желтизной.
– Тебя что, совсем не кормят? Я же просила Веронику…
– Кровь… – прохрипел он. – Крови надо. Слабый стал совсем…
На английском он говорил коряво, путался в склонениях и спряжениях, но понять его было можно.
– Отлично, язык ты знаешь.
– Крови! – Он протянул обтянутые кожей костлявые руки, словно нищий, просящий хлеба. – Каплю… Умру…
Столько было мольбы в его голосе и в этом отчаянном жесте, что Анита решилась на безумство. Прилепила мягкую от жара свечу к решетке, вынула из чехла нож.
– Будет тебе кровь. Дай сюда кружку.
Вэнь Юн подобрал с пола оловянную посудину с налитой в нее водой для питья, просунул меж прутьев решетки. Анита выплеснула содержимое на каменные плиты.
– Без воды как-нибудь перебьешься. Взамен получишь кое-что получше… если, конечно, захочешь.
Она подтянула рукав амазонки и, зажмурившись на мгновение, полоснула себя по запястью. Быстро отбросила нож и подставила под порез пустую кружку. Кровь запузырилась на смуглой коже, вздулась темно-алым бугорком, который пополз по предплечью и скатился в кружку тяжелой трепещущей каплей. За первой последовала вторая, третья, четвертая…
Китаец приник к обратной стороне решетки, смотрел во все глаза, не отрываясь.
– Все это будет твоим, – сказала Анита, сдерживая тошноту и стараясь не смотреть на окровавленную руку. – Но не даром. Мне нужно, чтобы ты рассказал кое-что…
На губе Вэнь Юна повисла ниточка слюны. Анита сочла это положительным симптомом.
– Я хочу знать, кто снабжал тебя кровью и наркотиками все время, пока ты жил в замке.
Китаец застонал, выбросил вперед руку с намерением схватить кружку, на дне которой уже образовалась густая лужица. Но Анита предугадала этот маневр, отошла подальше.
– Я же сказала: даром ничего не получишь. Соображай скорее, или я уйду.
Вэнь Юн вдавил желтый лоб в металлический прут, покачался немного. Разлепил спекшиеся губы:
– Граф… Он все давать: и кровь, и опий… Сперва давать много, потом мало.
– Мало крови или мало опия?
– Мало крови. Говорить: теперь только то, что забирал у остальных. У ирландец, у девка из Индии… Но ему тоже надо, он ее пить… а мне – совсем чуть-чуть…
– С каких пор он урезал тебе рацион?
– Начало года. Где-то так… Не помнил точно.
– Потому ты и напал на Алекса? Решил не ждать милости от его сиятельства, проявить самостоятельность.
Он кивнул. А сам все не отлипал глазами от вожделенной кружки, в которую медленно, с противным плюханьем, капала кровь.
– Следующий вопрос. Кто убил египтянина?
– Не знать! – Китаец замотал головой, заелозил лбом по решетке. – Честно-честно не знать!
– Врешь!
– Вэнь Юн не ври. Вэнь Юн в ту ночь спать…
– Кто прячется в замке? И где именно? Говори!
– Вэнь Юн не знать… Никогда об этом не слышать.
Анита поболтала кружку, будто раздумывая, не вылить ли собранную кровь, как перед тем вылила воду.
– Смотрю, не получается у нас с тобой откровенной беседы. Раз так, останешься без награды.
– Нет! – вскричал Вэнь Юн и такую рожу скорчил – без слез не взглянешь. – Я правду сказать! Спрашивай другое… а чего не знать, того не знать.
