– Давай сюда!
– Чего?
– Знаешь, чего! Зелье твое давай… Я тоже малость потяну, что ли… А то ведь с ума с тобой сойду, Андрейка!
Вот в чем было все дело… В веселом этом огоньке, что гас и разгорался в руках Подобеда, в табачке, который он, пьянея и пьянея, курил во время беседы.
Огонек перепрыгнул к Кикотю, вспыхнул с новой силой… Подобед даже по такому случаю приумолк, ждал, в лицо друга всматривался с любопытством:
– Ну, ты там как, Фиделито?
– Да кисло чего-то, и всё. Сроду этой гадости в рот не брал.
– Сейчас, потерпи! К ангелам полетишь, меня догонишь!
– Да пока я вроде еще на взлетной полосе, – сказал Кикоть. – Пошли, давай… По койкам, на боковую!
Но не тут-то было… Подобед вскочил с лавки:
– Ты слышал, нет? Шаги!
И побежал через двор, на ходу расстегивая кобуру. Он скрылся в кустах, а потом опять возник в рассветной мгле, возвращался, пряча пистолет.
Кикоть сказал с усмешкой – на него зелье, видно, не действовало:
– Что-то выстрела не слышал! Или он у тебя тоже с глушителем?
Подобед только покачал головой, ему было не до смеха.
– Я этого человека запомнил, но ведь и он меня запомнил хорошо, так? И он все равно придет с дурой под пиджаком… Но лучше я первый к нему приду, так или нет, друг Фиделито?
Он постоял еще, беспокойно озираясь, сел наконец. Где-то в глубине двора уже бешено лаяла, рвалась с цепи собака…
– Ух, чудовище… все не приручишь никак? – спросил Подобед.
– Куда там, не подходи!
– Помнит прежних хозяев, не забывает.
– Да ты ей не понравился! – сказал Кикоть.
Он сидел рядом, кутаясь в клубах коварного дыма, сидел как сидел, но что-то вдруг блеснуло на его лице, и Подобед разглядел слезу, катившуюся по щеке друга.
– Андрейка!
– Ты чего, Фидель?
Кикоть молчал, смотрел в серое небо, будто что-то там увидел, различил, Подобеду еще невидимое.
– Андрейка! – встрепенувшись, снова позвал он, но опять ничего не сказал, только сжал руку Подобеда.
И уже тер слезящийся глаз:
– А едкий табачок, зараза!
И не зря тер, сразу увидел: человек вдоль забора крался! И не химерой, вместе с дымом прилетевшей, это было: шел, шел человек хитрой своей дорогой, мелькал в кустарнике! И всё, ушел, пропал, хрустнув напоследок веткой…
Кикоть, теперь уже и сам встревоженный, двинулся в глубь двора за пришельцем, а друг его, возясь на ходу с кобурой, бежал уже, конечно, впереди.
Когда Кикоть вошел в кусты, он там никого не обнаружил, ни званого своего гостя, ни другого, незваного. И тут в тишине затрещали яростно сучья, донеслись голоса, шум вспыхнувшей борьбы. Спеша на помощь другу, Кикоть перемахнул через штакетник, увидел наконец сцепившихся противников. Они катались в траве, потом Подобед залез на пришельца, оседлал – в присутствии Кикотя сразу сил прибавилось: “Хотел врасплох, гад? А я вот он, тутоньки!” Незнакомец лежал лицом вниз и только мычал. “Теперь мычи, мычи на здоровье! – приговаривал Подобед, его обыскивая. – Дура где?.. Пушка!.. Давай!”
И тут противник, зарычав, его с себя сбросил, рванулся прочь из кустов…
Подобед опять его настиг, опять они повалились, но место уже было открытое, светало, и оба сразу прекратили борьбу…
– Ты?! – спросил Подобед потрясенно.
– Тихо, только тихо! – прошептал Валерий и оглянулся на окна спящего дома, ведь это был его дом.
– Темно в кустах, не видно ни черта, – объяснил Подобед.
– Ладно, бывает!
Валерий все ему сейчас готов был простить, уже простил, другая была забота…
– Тсс! – Он приложил палец к губам.
И пошел на цыпочках к дому, стремясь побыстрей проскочить в заветную дверь, – и ведь уже проскочил, и дверь даже сама перед ним распахнулась, но дальше хода не было: жена Лариса на пороге стояла.
– Вы чего, ребятки? Вон уж птички поют!
– Так мы тоже птички ранние! – сказал Валерий.
Она спустилась с крыльца, не переставая улыбаться:
– Ага, я от вашего пения проснулась!
– Ну, Лара, погулять вышли, что ж такого?
– Синяк вон у тебя под глазом.
– Так мы такие… то деремся, то миримся… Дружба только крепче! – пришел на помощь Валерию Подобед.
– Так вы молодцы, я смотрю! Ну, гуляйте, ребятки, гуляйте! – Лариса еще поулыбалась и пошла обратно в дом.
Валерий тоже было за ней пристроился, но жена вдруг обернулась:
– Ты куда это?
– Как это – я куда? Домой к себе! – удивился Валерий.
– Нет, ты погуляй еще, проветрись, – сказала Лариса, – а то очень от тебя рассолом несет!
И еще добавила, торжествуя победу, со скромной своей улыбкой:
– А я пока письмо кошке Мурке про твое поведение… Минус-то, Валерик, в мини, как ни крути… Ну, вот так и напишем!
Она ушла, прикрыв осторожно за собой дверь, а Валерий сказал Подобеду:
– А ты ж вроде нормальный парень был… Мы ж с тобой чуть не с детства… В футбол, помнишь… пиво?
– Потом пиво, после футбола! – с радостью откликнулся Подобед.
– Да, – сказал Валерий и взял у него из руки пистолет. Повертел в пальцах, отдал. – А теперь вот с пугачом гоняешь.
– Так положено мне в ансамбле, реквизит называется, – объяснил Подобед.
– Здесь не ансамбль, здесь жизнь, – сказал Валерий.
Они остались втроем возле дома, три ранние птички – Кикоть тоже маячил в отдалении, не уходил, опасаясь возможных осложнений. Но Валерий был спокоен, даже улыбался, хотя виновник всех его грядущих бед стоял перед ним, вот он! Подраться они уже подрались, а говорить… Да что говорить, когда уже нет слов? И Валерий на него просто не смотрел, на Подобеда. Не было уже такого, не видел. А тот жаловался:
– Может, что не так, но я… Я ведь как лучше хочу!
Валерий не выдержал, обернулся – он уже шел к дому:
– А получается? Люди живут, люди, можно сказать, только вздохнули, а ты… – Тут ему, правда, обидно стало, голос задрожал… Махнул рукой. – Эх ты!
– А я, значит, людям дышать не даю? – удивился Подобед.
Но это уже ни к кому не относилось, разве что к нему самому: Валерий дома скрылся, Кикоть в кустарнике, шуршал там, невидимый, листьями… И тогда Подобед, улыбнувшись, тихо сказал сам себе:
– А ведь это от меня рассолом!
Настроение исправилось:
– Дышите, люди, без меня!
