– Обэхаэсэс, – сказал он.
– Накаркаешь, – пробурчал Султан. Он мельком взглянул на Германа и, громко ухнув, рубанул говяжью тушу.
Герман опустился на табурет. Поодаль на таком же табурете сидела девчонка-продавщица. Он, видно, вспугнул ее – девчонка поднялась и направилась к двери. Султан обернулся и на всякий случай шлепнул ее по заду.
Едва закрылась за девчонкой дверь, Султан отложил топор и пошел по разделочной, чеканя шаг. Вытянулся перед Германом по стойке смирно, приставил ладонь к засаленному берету. Так и стоял, хотя забытая очередь уже барабанила в дверь, а за спиной возник с пустым подносом пришедший из-за прилавка напарник. Наконец Султан не выдержал, засмеялся, глядя на собственный живот, который, как ни старался, не мог втянуть и который в конце концов выпал из расстегнутой рубахи. Герман поднялся с табурета, они обнялись.
– Ну? Как живешь-то? Все на небо смотришь?
– А ты все топориком?
– А я все топориком! Послушай, Галилей, ничего у нас с тобой не выйдет. Я ж в гимнастерку не влезу! А влезу, так на марше упаду. Или в окопе застряну… Куда с таким пузом? Живая мишень!
– Ну пристрелят в крайнем случае.
Султан, конечно, прибеднялся, держа шутливый тон. Еле заметной улыбкой он подтверждал, что все будет как раз наоборот: не упадет, не застрянет. Да и с виду он был не из тех, кто падает, – крепкий, покрепче Германа, веселый, шумный, вполне, судя по всему, довольный жизнью.
– Я как повестку получил – сразу куда первым делом? К тебе. И Крокодилыча прихватил. Мы на Садовую, а тебя там нет, переехал…
– Квартиру дали. На Угольной, дом-башня.
– Дом-башня? А, знаю… А чего это тебя в башню? Планету, что ли, открыл?
– Созвездие Султана.
Султану понравилось.
– Даешь!.. Все небо наше! Послушай, мне в этом году никак нельзя. Вот честно.
– То есть как? Почему это? Почему? – нахмурился Герман.
– Нельзя, – подтвердил Султан. – Не получится.
– Что случилось?
– Работа.
– У всех работа.
– Да нет, не у всех, – сказал Султан. – Есть работа, от которой самый раз сбежать, а у меня она, видишь…
И тут, как бы в подтверждение, очередь с новой силой заколотила в дверь. Султан не усидел, открыл – и сразу накинулся на первого попавшегося клиента:
– Чего барабаним? Барабанщик! Видишь, рублю! Подождать не можешь?
И осекся, потому что клиент, лысый мужчина со значком таксиста на тенниске, отодвинув его, решительно прошел в разделочную.
– Карабин! – возвестил он громко.
– Кустанай! – не сговариваясь, в один голос ответили Герман с Султаном.
– Ну что? Военный совет? – Вошедший достал платок, вытер испарину с лица. – А где остальные? Валера Слонов где? И Крокодилыча не вижу…
– Прямо не могут друг без дружки, – оживился Султан. – Крокодилыч утром: “Третий парк не объявлялся?”
– Я теперь во втором парке. Не пойму, Герман Иванович, ты же у нас с бородой был! Где борода? Прямо не узнал тебя полированного. Ну послушайте, какие новости. Дорогу на Узкое закрыли. Позавчера с пассажиром с Белорецка еду, хотел на бетонку повернуть – перекрыта! Началось! Из леса, смотрю, солдатики туристов выгоняют… Мое мнение: опять на правом берегу будете. Опять вас, значит, из лагеря на юг, на Гуськово…
Султан удивился:
– Почему это – вас? А тебя?
– Меня – нет, ребята. Меня – в макулатуру, – сообщил Третий парк. – Одним словом, комиссовали меня, понятно. Такие дела. Вдруг ни с того ни с сего – язва, оказывается.
– Ты это что, серьезно?
– Вот именно что серьезно. Так что давайте воюйте без меня. Жалко, конечно…
– Смотрю, пошло вас косить! – вздохнул Султан. – Только и слышишь: тот, этот… Не старые ж мы, я удивляюсь… Вон у Михеева заряжающий был, ну помните, рыжий такой, длинный…
– Фитиль, – вспомнил Герман. – Фитиль со второй батареи.
– Что, тоже язва? – спросил Третий парк.
– Не язва. Хуже… Чем пиво закусывают и пивом запивают…
– Ну-ну, – сказал Герман. И посмотрел на таксиста: – Ты как, свободен или по заказу?
– Как скажете, ребята, – с готовностью отозвался Третий парк.
На “Волге”-такси подъехали к блочной пятиэтажке. Султан с Германом вылезли. Третий парк стал тоже выбираться из машины.
– Ты чего? Поезжай, – сказал ему Султан.
– С вами я, с вами.
– А план когда?
Третий парк только махнул рукой и побежал следом.
Поднялись по лестнице. Султан постоял на площадке в нерешительности, напрягая память. Потом, выбрав дверь, позвонил. Послышался топот детских ног, в приоткрывшуюся щель высунулась вихрастая голова.
– О, копия! – обрадовался Султан. – Ну-ка, Слоненок, бегом, позови папку!
Пацан скрылся, и после паузы дверь открылась пошире, возник малый в майке, заспанный. Султан слегка растерялся:
– Нам не вас, нам Слона…
– Не водится.
– Не шути, малый. Нам Слонова Валеру…
– А, Слонова Валеру… – Малый зевнул. – Так его здесь нет давным-давно. И духа не осталось…
– А чей теперь дух? Твой, что ли? – спросил Герман.
Малый отвечать не стал, опять не удержался, зевнул.
– Но пацан-то его! – не унимался Султан.
– Его, его.
– Ты теперь за папку?
Малый решил закрыть дверь.
– Подожди… Чего дрыхнешь днем?
– Так со смены я, ребята.
– А войдем да отметелим? Чтоб не зевал в лицо!
Малый проснулся, хмыкнул и лениво выкинул руку, угодив Султану в скулу. После чего без спешки прикрыл дверь. Приятели остались на площадке.
– Чего-то не везет сегодня, – заметил Султан, потирая скулу. – День, что ли, такой? Может, там вспышки на Солнце? – И посмотрел на Германа. – Что говорят ученые?
Из обсерватории Герман вышел вместе со Светланой, лаборанткой. Следом появился говорящий по-русски негр. Втроем они спустились по ступеням в сквер, пошли не торопясь.
– Алло! Минуточку! – донеслось до Германа. Обернувшись, он увидел мужчину на скамейке. Тот манил его рукой.
– Это кого он? – удивилась Светлана.
– Это меня. – Герман направился к скамейке.
– Здорово, – сказал мужчина.
– Привет, Крокодилыч!
Подошла Светлана, за ней негр.
– Знакомьтесь, Крокодилыч… Иван Корнилыч то есть, прошу прощения, – поправился Герман.
