Скверно и с повстанческим движением. Василий Витальевич говорит, что по пути, с которого свернула наша дивизия (читай, 200–300 душ) из-за больших банд, он, не зная этого, прошел с 10 человеками – отсюда видно, что повстанчество было также сильно преувеличено нашими властями на местах, только сеявшими панику, а потому оно и не явится той третьей силой, которая, по моему предположению, должна была сменить и большевиков, и нас. Кто явится ею – не знаю, но сегодня я прочел в газетах, что Ллойд Джордж – противник вмешательства в русские дела мотивирует свой взгляд тем же, т. е. что надо ждать третьей силы.
По последней сводке, бои идут у Батайска, значит красные перешли Дон – положение на кубанском участке усложняется. На крымском наши части на перешейках – лучше всего у Одессы – войска еще на линии Елизаветграда и значительно севернее Бирзулы. Нам опасность будет угрожать с Востока, т. к. красные могут свернуть на запад по Днепру, а части Слащева с перешейков не кинешь на север для удара им во фланг.
Положение, безусловно, близко к катастрофе, а Ставка всячески уклоняется от разговоров с одесским штабом – по-видимому, там так и не могут принять определенного решения и заставляют решать сами события.
А здесь тоже развал – вчера накануне Нового года была такая пьяная стрельба, что у нас в поезде оказался один убитый солдат и раненый офицер – хорошо, переняли у нас кубанский дикий обычай.
А в общем итоги к наступившему Новому Году…
Вчера я думал, что я могу сказать – я, кончая год и подводя итог, скажу одно – страна, которая приютила моих предков, стала для меня настоящей Родиной и настолько, что я, как умирающий гладиатор, гибну, но шлю ей последний привет и питаюсь одной надеждой – мое проклятие победителю приведет и его к поражению и таким образом я, умирая, достигну своей цели – освобожу Родину от разбойников, от моего врага и победителя. По-моему, это максимум, что я могу дать, – дальше идти некуда. Безумно завидую сейчас умирающим, но сам кончить с жизнью из-за семьи не имею права – Родине я дал все, а теперь буду пробивать существование для семьи – если нас судьба вынесет за границу, буду там биться и думаю, что отойду от русского дела. Как-нибудь мы с Татой доживем свой век и вырастим Женю. Грустно делать такие итоги для Нового года, но такова наша судьба. Не вовремя мы живем – тяжело сейчас. Все наши переживания будут интересны в исторических перспективах, но для нас они чрезвычайно тягостны, скоро сил начнет не хватать – надо сжаться в комок.
2 января (Одесса). Сегодня я узнал определенно уже из наших источников, что Ростов сдан красным. Между прочим, там должен был остаться и А.А. Васильев, заболевший сыпным тифом в то время, как он уже получил назначение в Париж по отделу пропаганды.
По-видимому, одесским командованием достигнуто соглашение с румынами, т. к последний плацдарм намечен у Овидиополя тылом к Румынии, т. е., вернее, к Бессарабии. По слухам, Деникиным, находящимся сейчас в Тихорецкой, достигнуто соглашение с Грузией – это несколько улучшает общее положение.
В общем, может быть, мне следовало из газеты идти по пропаганде. Я хватил слишком высоко и хотел быть министром пропаганды – а надо было брать ниже – представителем за границу. Но жалеть об этом поздно – все, что ни делается, – все к лучшему.
Делаю попытки остаться в Одессе – сегодня был у Даровского, он должен говорить с Бергом, очень не хочу ехать на Кубань – там было так много светлых надежд впереди – теперь, когда все поблекло, не хочется возвращаться на старое.
А в общем я думаю, что мне так или иначе, а придется вернуться к журналистике – по Генеральному штабу нас будет так много без дела, что о сносных должностях говорить не приходится.
3 января (Одесса). Сегодня много новостей в печати. Официальное сообщение составлено из избитых фраз и производит очень скверное впечатление неудачно составленного ответа на все сплетни последнего времени: свершение Деникина Врангелем и т. д.
Можно бы и написать и лучше.
Сегодня я получил возможность занять должность наштадив Гвардейской – страшно сейчас – все воруют, войск совершенно нет – трудно делать дело, как я его понимаю. Завтра иду к Игнатьеву, он вызывает меня – посмотрим, что он мне может предложить – может это подойдет – мне не хочется ехать на Кубань.
4, 5, 6, 7 января (Одесса). Я получил предложение занять должность начальника отдела пропаганды в штабе обороны Одесского района, но, поговорив с Даровским и рассудив здраво, отказался. Срок приближения красных к Одессе Даровский исчисляет в две недели, а за это время ничего нельзя сделать – я и отказался, согласившись помогать им в качестве добровольца, может быть, что-нибудь и сделаю.
Вчера был у А. Савенко. Я возмутился их мечтаниями о каком-то курсе, который надо дать местным деятелям, – я вылил им на голову ушат холодной воды, сказав, что надо думать не об этом, а о необходимости подготовить данные для удержания кадров на случай необходимости эмигрировать за границу. Это было для них в достаточной степени неожиданно. Савенку я впервые увидел; до того я его знал как «Ава» в Азбуке и то заглазно.
Пишу очень сжато – опять запустил дневник.
Сегодня узнал, что англичане всемерно снабжают платьем и винтовками, обещали активную помощь на случай занятия нами линии Буга и гарантировали транспортные суда на 30 000 человек для Одессы, а также обещали обеспечить пропуск гражданского населения через румынскую границу, если не ошибаюсь, в Сербию, где за выбытием всей интеллигенции – необходимость в ней острая.
А главное, сегодня я получил предложение занять должность командира 1-го Сводно-Гвардейского полка. Само собой разумеется, что это предложение в достаточной степени неожиданное и редкое, но много в нем тяжелых перспектив. Первая и самая тяжелая – разлука с Татой и Женей и отсутствие уверенности, т. е. уверенность полная в том, что я с ними разойдусь в случае несчастья. Это тяжело, но Тата согласилась со мной, что отказываться от полка сейчас малодушно и некрасиво, а потому я завтра дам согласие. Я учитываю многое – наличие своих кандидатов; то, что я офицер Генерального штаба – до сих пор в Добрармии в Гвардии этого не было, необходимость борьбы с грабежами и с отношением офицеров к строю, не говоря уже о необходимости вести бои в составе чуть ли не 100–150 человек в полку. Попробую – трудно будет, жутко, тяжело за моих – за них очень страшно. Тате тоже нелегко – но я исполню свой долг до конца – никто никогда не скажет, что у меня слово расходится с делом – испытаю и самого себя. Не затем Бог хранил нас до сих пор, чтобы теперь погибнуть. А если мы, старые добровольцы, будем сейчас прятаться в штабы, кто же поможет фронту восстановить силы? Надежды на успех сейчас мало, но мы обязаны сделать все для достижения его. Не удастся – пусть будет так, удастся – это будет наша заслуга. Два года назад я думал о возможности стать рядовым в строй – не отказываться же мне сейчас от поста командира полка – было бы позорно. Помоги Бог, да спасет Он Тату и Женю, боюсь я за них.
8 января (Одесса). Сегодня получил назначение (пойдя добровольцем в штаб обороны) членом в «Комитет народной обороны и охраны Херсонской губернии и города Одессы» – где входят 5 членов колонистов, 5 от волостей, 5 от думы и один от штаба обороны – я. Говорил с председателем доктором Флеммером, он сказал мне, что время сильно упущено, т. к. недели 2–3 назад можно было бы легко поднять колонистов и крестьян – теперь все стало труднее. Решили обсудить это завтра на заседании, изыскав средства исправить ошибку.
