Роуз хотела снова сказать «нет». Лотти так бы и сделала на ее месте, а кроме того, подробно объяснила бы причину. Но она не могла вот так выворачивать себя перед всеми наизнанку. Как так получается, что Лотти, которая столь многое подмечает, не в состоянии заглянуть в ее сердце, болевшее о Фредерике, и понять, что не стоит говорить об этом?
– А кто ваш муж? – осведомилась миссис Фишер, аккуратно вставляя в щипцы еще один орех.
– Кем же он может быть, – быстро ответила Роуз, снова чувствуя раздражение из-за слов миссис Фишер, – как не мистером Арбатнотом?
– Я, разумеется, имею в виду, чем занимается мистер Арбатнот?
И Роуз, мучительно покраснев, ответила после крохотной паузы:
– Он мой муж.
Естественно, миссис Фишер была возмущена. Она и представить не могла, чтобы вот эта, с ее прямым пробором и милым голосом, тоже оказалась грубиянкой.
Глава 14
К концу первой недели начала отцветать глициния, а персиковые деревья и иудино дерево усыпали землю розовыми лепестками. Потом отошли фрезии, стало меньше ирисов. А затем, словно им наконец-то освободили путь, расцвели пышные кусты розы Бэнкс, за ними – взбиравшиеся вверх по стенам и шпалерам летние розы, и среди них – роскошные желтые розы Фортуна. Тамариск и волчьи ягоды все еще стояли в полном цвету, по-прежнему гордо возвышались лилии. К концу недели появилась завязь инжира, между оливами расцвела слива, скромная вейгела покрылась свежим розовым убором, а по скалам рассыпались похожие на звездочки цветочки с мясистыми листьями, некоторые – ярко-пурпурные, некоторые – бледно-лимонные.
К концу недели появился и мистер Уилкинс, как и предвидела его жена. Судя по всему, он принял ее предложение с чем-то вроде энтузиазма, поскольку не стал тратить время на письмо, а послал телеграмму.
Что также свидетельствовало об энтузиазме по мнению Скрэп. И о желании воссоединиться с женой. Глядя на ее счастливое лицо, зная, как ей хочется, чтобы Меллерш в полной мере насладился отдыхом, Скрэп сказала себе, что он окажется невероятным идиотом, если станет тратить время на кого-то другого. «Если он не будет с ней мил, – думала Скрэп, – его следует отвести на крепостную стену и столкнуть вниз». Потому что к концу недели она и миссис Уилкинс стали друг для друга Каролиной и Лотти – подружились.
Миссис Уилкинс изначально была настроена на дружбу, а вот Скрэп долго сопротивлялась. Она осторожничала, но разве можно осторожничать с миссис Уилкинс! Освободившись от последних рудиментов сдержанности, она стала такой открытой, такой экспансивной, что вскоре Скрэп, сама не понимая, как это получилось, тоже стала несдержанной. И уж если Скрэп отказывалась от условностей, то тягаться с ней не смог бы никто.
Единственная проблема с Лотти заключалась в том, что она все время где-то пропадала. Поймать ее было невозможно, невозможно было пришпилить к месту, чтобы просто поболтать. Теперь, в ретроспективе, страхи Скрэп казались преувеличенными. Нет, миссис Уилкинс вообще не стремилась никого захватывать и присваивать. Увидеть ее можно было только за ужином и после. На весь день она куда-то исчезала и возвращалась только к вечеру, являя собою чудесное зрелище – в волосах мох, на лице новые веснушки. Наверное, она спешила переделать все, что ей хотелось, до приезда Меллерша, чтобы затем посвятить себя ему, прихорошившись и надев свое лучшее платье.
Скрэп с интересом, вопреки самой себе, наблюдала за ней – ей казалось невероятным, что можно быть настолько счастливой от такой малости. Сан-Сальваторе был прекрасен, и погода божественная, но видов и погоды для Скрэп всегда было недостаточно – и как их может быть достаточно для той, кому скоро придется все это покинуть и вернуться к жизни в Хампстеде? А еще на горизонте маячил этот неотвратимый Меллерш, тот самый Меллерш, от которого Лотти так недавно сбежала. Конечно, хорошо, когда ты считаешь своим долгом поделиться радостью и совершаешь красивый жест, но Скрэп давно знала, что красивые жесты никому счастья не приносят. Никто на самом деле не любит быть адресатом такого жеста, а его адресанту всегда приходится прикладывать усилия. И все же приходилось признать, что Лотти усилий не прикладывала: совершенно очевидно, что все слова и поступки не стоили ей никаких усилий; она была незатейливо и совершенно счастлива.
Миссис Уилкинс действительно была счастлива: к середине недели ее страхи, что к приезду Меллерша безмятежность не успеет укрепиться в ней в той мере, чтобы круглосуточное общество супруга ее не сгубило, растаяли, и она чувствовала, что теперь ничто ее не поколеблет. Она была готова ко всему. Она принялась и укоренилась в раю, срослась с ним. Что бы Меллерш ни сказал, что бы ни сделал, это не сдвинет ее ни на дюйм, она не рассердится, она останется в раю. Напротив, она намеревалась утащить его к себе в свой рай, чтобы они могли сидеть на солнышке и смеяться над тем, как боялась она его в Хампстеде и какой неискренней ее сделал этот страх. Хотя его даже не придется никуда тащить. Он придет в ее рай сам после пары дней, проведенных в этой ароматной божественной атмосфере, и будет он сидеть в убранстве звезд ночных – в голове миссис Уилкинс, помимо прочего мусора, плавали обрывки каких-то неопознанных поэтических текстов. Она захихикала про себя, представив Меллерша в цилиндре, в черном сюртуке, такого уважаемого семейного адвоката, в убранстве звезд ночных, но смеялась она с любовью, почти с материнской гордостью представляя его в роскошном облачении. «Бедняжечка, – пробормотала она и добавила: – Ему нужно хорошенько проветриться».
Все это происходило в первую половину недели. К началу второй половины – а к концу ее приехал мистер Уилкинс – она перестала даже уверять себя в своей непоколебимости, в том, что она полностью переродилась в здешней атмосфере: она об атмосфере уже просто не думала, не замечала ее, а принимала как нечто само собой разумеющееся. Если бы можно было так сказать – а она и сказала, причем не только себе, но и леди Каролине – она обрела свои небесные подпорки.
Вопреки представлениям миссис Фишер о приличиях – конечно, вопреки, а чего еще можно ожидать от миссис Уилкинс? – она не отправилась в Медзаго встречать мужа на вокзале, а просто спустилась в Кастаньето, к тому месту, где Беппо должен был выгрузить его вместе с багажом. Миссис Фишер заранее неодобрительно относилась к прибытию мистера Уилкинса, потому что тот, кто женился на миссис Уилкинс, наверняка отличается как минимум неблагоразумием, но каковы бы ни были склонности супруга, встречать его следует соответствующим образом. Мистера Фишера всегда встречали соответствующим образом. За все время их брака ни разу не случалось, чтобы его не встретили на станции и на станцию не проводили. Такие ритуалы, такие любезности укрепляют узы брака, вселяют в мужа уверенность, что жена всегда при нем и он может на нее положиться. Всегда быть рядом – вот в чем главный секрет любой жены. О том, во что мог бы превратиться мистер Фишер, если бы она пренебрегала этим принципом, она предпочитала не думать. С ним и так происходило много разного, в их семейной жизни и так имелось множество трещин, которые ей приходилось постоянно заделывать.
