Вообще-то, стоило миссис Уилкинс заговорить, как миссис Фишер тут же демонстративно опускала взор. Таким образом она подчеркивала свое неодобрение. К тому же это единственный безопасный способ что-то сделать с глазами, потому что неизвестно, что эта необузданная особа может ляпнуть через секунду. Например, то, что она только что сказала о мужчинах – обращаясь при этом к ней, миссис Фишер, – что именно она имела в виду? Лучше и не гадать, подумала миссис Фишер, и ее глаза, хоть и опущенные долу, все же подметили, как леди Каролина протянула руку к графину с кьянти и снова наполнила свой бокал.
Опять! Она уже один раз себе подливала, а ведь со стола только что убрали рыбу. Миссис Фишер заметила, что единственная, кроме нее, респектабельная особа в этой компании, миссис Арбатнот, тоже обратила на это внимание. Она верила в респектабельность и благонамеренность миссис Арбатнот. Да, она тоже сегодня вторглась в ее комнату, но ее наверняка подбила на это та, вторая. Миссис Фишер ничего не имела против миссис Арбатнот и с одобрением отметила, что та пила только воду. Как и следует. Кстати, конопатая, надо отдать ей должное, тоже пила воду, что в их возрасте совершенно уместно. Сама миссис Фишер пила вино, но умеренно: одно блюдо – один бокал. А ей, между прочим, шестьдесят пять, и в ее возрасте пара бокалов только на пользу, даже необходимы.
– А вот это, – заявила она леди Каролине, врезаясь в лепет миссис Уилкинс о прекрасном дне и указывая на бокал с вином, – вам крайне вредит.
Но леди Каролина, видимо, не расслышала, потому что, положив локоть на стол и продолжая потягивать вино, слушала, что говорит миссис Уилкинс.
И что она там говорила? Она кого-то там пригласила? Мужчину?
Миссис Фишер не могла поверить своим ушам. Определенно мужчину, потому что та называла приглашенного «он».
И вдруг впервые – но здесь дело не терпело отлагательств – миссис Фишер обратилась непосредственно к миссис Уилкинс. Ей уже шестьдесят пять, и не особенно важно, с какими женщинами ей придется провести бок о бок целый месяц, но если женщины будут связаны с мужчинами – это совсем другое дело. Не собирается она таскать каштаны из огня. Она приехала сюда не для того, чтобы служить прикрытием для сомнительных делишек, для поведения, в ее времена называвшегося непристойным. Во время их встречи в Лондоне речи ни о каких мужчинах не было; а если бы было, она бы, разумеется, никуда не поехала.
– Как его зовут? – грозно спросила миссис Фишер.
Миссис Уилкинс с легким недоумением на лице ответила:
– Уилкинс.
– Уилкинс?
– Ну да.
– Но ведь это вас так зовут?
– И его.
– Родственник?
– Не кровный.
– Свояк?
– Муж.
Миссис Фишер снова опустила глаза. Она положительно не могла разговаривать с этой миссис Уилкинс. Она так произнесла «муж», как будто у нее было много мужей! Почему бы не сказать просто – «мой муж»? К тому же миссис Фишер, по причинам, сокрытым от нее самой, решила, что эти молодые особы из Хампстеда были вдовами. Военными вдовами. Во время их первого разговора они ни разу о мужьях не упомянули, и она, совершенно естественно, решила, будто их не существует. И если муж не родственник, то кто он тогда? «Не кровный». Что за манера! Муж – главный из родственников. Она прекрасно помнила, как Рескин – а, нет, это не Рескин сказал, это в Библии сказано, что оставит человек отца и мать своих и прилепится к жене своей; а это означает, что в браке они становятся больше, чем кровными родственниками. И если отец и мать мужа становятся ничем по сравнению с женой, то отец и мать жены по сравнению с ее мужем становятся для нее еще меньше, чем ничем. У нее самой не получилось оставить отца и мать своих, чтобы прилепиться к мистеру Фишеру, потому что к тому моменту, когда она выходила за него замуж, их обоих уже не было в живых, иначе она бы их обязательно оставила. Это же надо, «не кровный»! Какая глупость.
Ужин был хорош. Все было таким приятно сочным. Костанца решила в первую неделю использовать столько сливок и яиц, сколько считала нужным, а уж потом, в конце недели, посмотреть, как они отнесутся к выставленным счетам. Ее опыт общения с англичанами подсказывал, что по поводу счетов они обычно помалкивают. Они вообще скупятся на слова. И к тому же легковерны. И потом, кого здесь считать хозяйкой? В отсутствие ясности Костанца решила считать хозяйкой себя. Так что она сама решила, что подавать на ужин, и ужин был весьма хорош.
Но эти четверо были настолько увлечены разговором, что ели и вряд ли замечали, насколько хороша еда. Даже миссис Фишер, особа придирчивая, и та не обращала внимания, насколько великолепно все приготовлено, что показывало, до какой степени она, должно быть, встревожена.
О да, она была встревожена. И все из-за этой миссис Уилкинс. Такая могла встревожить кого угодно, и к тому же ее явно поощряла леди Каролина, на которую, вне всяких сомнений, влияло кьянти.
Миссис Фишер была рада отсутствию мужчин, потому что леди Каролина определенно превратила бы их в дураков. Она была как раз из тех молодых женщин, которые сшибали их с ног; особенно, как готова была признать миссис Фишер, вот в такие моменты. Возможно, это кьянти подчеркнуло ее прелести, но в данный момент она была просто невероятно привлекательна, а если миссис Фишер чего и не выносила больше всего, так это когда разумные, интеллигентные мужчины, минуту назад серьезно и интересно рассуждавшие о важных материях, превращались в болванов с идиотскими улыбками – а она не раз такое наблюдала – только потому, что в комнату входила какая-нибудь красотка с куриными мозгами. Даже мистер Гладстон
[14], этот великий государственный муж, чья рука – и этого она никогда не забудет – как-то раз торжественно опустилась на ее детскую головку, даже он, чувствовала миссис Фишер, при виде леди Каролины потерял бы всякий здравый смысл и принялся бы по-дурацки острить.
– Видите ли, – сказала миссис Уилкинс – нелепейшая фразочка, с которой она обычно начинала все свои реплики; каждый раз миссис Фишер хотелось сказать: «Простите, но я не вижу, я слышу», но какой смысл? – Видите ли, – миссис Уилкинс перегнулась через стол к леди Каролине, – мы еще в Лондоне говорили о том, что каждый может, если захочет, пригласить по одному гостю, разве не так? Вот я и пригласила своего гостя.
– Ничего подобного не помню, – сказала миссис Фишер, уткнувшись в свою тарелку.
– О нет, мы говорили – разве не так, Роуз?
– Да, я помню, – сказала леди Каролина. – Просто мне не верилось, что кто-то кого-то захочет пригласить. Вся идея состояла в том, чтобы уехать от друзей.
– И от мужей.
Снова это неприличное множественное число. Как вообще все это неприлично, подумала миссис Фигшер. Такие намеки. Вот и миссис Арбатнот наверняка так подумала, вон как покраснела.
