Но ничто не могло на нее повлиять, ничто и никто. Она слишком прочно обросла респектабельностью. У нее за спиной выстроились обладатели трех громких имен, на которых она ссылалась в разговоре о рекомендациях, и при необходимости ради поддержки и одобрения она могла привести еще целый список. Даже если эти молодые женщины – а у нее не было никаких оснований верить на слово, что та, в саду, на самом деле леди Каролина Дестер – даже если эти молодые женщины окажутся теми, кого Браунинг называл – ах, как хорошо она помнит эту его забавную и восхитительную манеру говорить! – «ночными бабочками», что вполне возможно, то какое это имеет отношение к ней? Пусть себе летают по ночам, если им угодно. В шестьдесят пять лет об этом и о многом другом уже можно не беспокоиться. Во всяком случае, терпеть их придется всего лишь четыре недели, потом она их больше никогда не увидит. А пока что здесь полно мест, где она может сидеть от них подальше и предаваться воспоминаниям. К тому же здесь у нее имелась собственная гостиная, очаровательная, с мебелью медового цвета и картинами, с видом на море в сторону Генуи, с дверью, выходившей на крепостную стену. В доме было две гостиных, и она объяснила этой хорошенькой леди Каролине – определенно хорошенькое создание, Теннисон с удовольствием прогулялся бы с ней по известняковым холмам – вознамерившейся было захватить себе медовую гостиную, что ей необходимо иметь собственное убежище, из-за трости, вы понимаете.
– Неужели кому-то будет приятно смотреть на хромую старую женщину? – сказала она леди Каролине. – Лучше уж я буду проводить время в одиночестве здесь или в садике на этой удобной стене.
И спальня у нее тоже была приятной, с окнами на две стороны: одно окно смотрело на залив, и солнце светило в него по утрам – а она любила утреннее солнце, а второе выходило в сад. Как они с леди Каролиной выяснили, в доме было только две спальни с видом на две стороны, и в них, несомненно, было больше воздуха. В каждой было по две кровати, они с леди Каролиной тут же распорядились убрать лишние и перенести в две оставшиеся спальни. Теперь здесь стало просторней. Леди Каролина превратила свою спальню в спальню-гостиную, приказав перенести туда из большой гостиной софу, письменный стол и самое удобное из кресел, миссис Фишер же ничего из этого не потребовалось, поскольку у нее имелась своя гостиная со всем необходимым. Поначалу леди Каролина подумывала о том, чтобы оставить большую гостиную исключительно для себя, потому что две другие вполне могли в перерывах между едой пользоваться столовой этажом ниже, тем более что это было очень приятное помещение с удобными стульями, но ей не понравилась большая гостиная – это была круглая комната, располагавшаяся в башне, с узкими окнами в толстых стенах и высоким куполообразным потолком с балками, похожим на раскрытый зонтик, и там было мрачновато. Несомненно, леди Каролина поглядывала на медовую комнату и, если бы миссис Фишер не проявила твердости, прибрала бы ее к рукам. Что было бы совершенно абсурдно.
– Надеюсь, – сказала миссис Арбатнот, стараясь улыбкой передать миссис Фишер мысль о том, что она хоть и не совсем гостья, но все же совсем не хозяйка, – у вас удобная комната.
– Вполне, – ответила миссис Фишер. – Не хотите ли еще кофе?
– Нет, спасибо. А вы?
– Нет, благодарю. У меня в спальне было две кровати, одна только место занимала, я попросила ее вынести. И стало гораздо удобнее.
– О, так вот почему у меня в комнате две кровати! – воскликнула миссис Уилкинс с пониманием: она сразу же, как вошла, увидела, что вторая кровать в ее маленькой комнатке была совершенно неуместной.
– Я никаких распоряжений не отдавала, – заявила миссис Фишер, снова адресуясь только к миссис Арбатнот. – Я просто попросила Франческу убрать.
– В моей комнате тоже две кровати, – ответила миссис Арбатнот.
– Наверное, ваша вторая из спальни леди Каролины. Она тоже попросила убрать лишнюю. Глупо иметь в спальне кроватей больше, чем надобно.
– Но ведь и мы приехали без мужей, – сказала миссис Уилкинс, – и я не вижу смысла держать в комнате вторую кровать, если нет мужа, чтоб в ней разместиться. Могут ли вынести лишние кровати и от нас?
– Кровати не могут без конца путешествовать по комнатам, – холодно ответила миссис Фишер. – Где-то они должны наконец остановиться.
Замечания миссис Уилкинс казались миссис Фишер совершенно неуместными. Каждый раз, когда та открывала рот, из него вырывалось нечто, чего не следовало бы произносить вслух. В кругу миссис Фишер пустые разговоры о мужьях не поощрялись. В восьмидесятые годы, когда она была в расцвете, к мужьям относились серьезно, как к единственной реальной преграде от грехопадения. И к кроватям, если уж и приходилось о них вспоминать, тоже относились с осторожностью, а сведение мужей и кроватей в одну фразу и вовсе считалось неприличным.
И она снова обратилась исключительно к миссис Арбатнот:
– Позвольте налить вам еще кофе.
– Нет, спасибо. А вам подлить?
– Не нужно. На завтрак я никогда не пью больше двух чашек. Не желаете ли апельсинов?
– Спасибо, нет. А вы?
– О, я не употребляю на завтрак фрукты. Это все американская мода, а мне уже поздно к ней привыкать. Значит, вам больше ничего не нужно?
– Совершенно верно. А вам?
Миссис Фишер помедлила, прежде чем ответить. Это что, привычка такая – отвечать вопросом на самый простой вопрос? Если так, то надо сразу же ее обуздать, никому не под силу прожить четыре недели в комфорте и покое бок о бок с кем-то, имеющим такую привычку.
Она глянула на миссис Арбатнот, и ее строгий пробор и безмятежный лоб ее разуверили. Нет, это не привычка, просто случайность, что она вот так вторила. Скорее уж у голубки будет утомительная привычка, нежели у миссис Арбатнот. И подумала, какая чудесная из нее вышла бы жена бедному Карлайлу. Куда лучше, чем эта отвратительная зануда Джейн. Она могла бы так хорошо его успокаивать.
– Тогда мы пойдем? – предложила она.
– Позвольте вам помочь, – ответила миссис Арбатнот, вся внимание и участие.
– О, спасибо, я прекрасно справляюсь, трость только иногда…
И миссис Фишер довольно легко встала: миссис Арбатнот не о чем было беспокоиться.
– А я, пожалуй, съем такой роскошный апельсин, – сказала миссис Уилкинс, оставаясь за столом и протягивая руку к большой черной чаше, полной апельсинов. – Роуз, не понимаю, как ты можешь отказываться. Вот, бери этот. Только посмотри, какая красота… – и она протянула большой апельсин.
– Нет, мне надо заняться делами, – сказала миссис Арбатнот, направляясь к двери. – Простите, что оставляю вас, – добавила она вежливо, обращаясь к миссис Фишер.
Миссис Фишер тоже направилась к выходу, и довольно резво – трость на этот раз никак ей не мешала. Она не собиралась оставаться наедине с миссис Уилкинс.
– Во сколько вы предпочли бы приступить к ланчу? – спросила миссис Арбатнот, стараясь удержать над водой голову если и не совсем хозяйки, но и не гостьи.
