И. Мейер. Фермерский дворец в Александрии. 1847 г.
Русскому языку и Закону Божьему Марию обучала гувернантка Ольги Анна Алексеевна Окулова, «которая сумела не только передать своей ученице прекрасное произношение, но вместе с любовью к языку внушить ей и любовь к народу, которому она теперь принадлежала. Потом говорили, что после императрицы Елизаветы Алексеевны ни одна немецкая принцесса не владела так хорошо нашим языком и не знала так нашу литературу, как знала Мари», — «хвастается» Ольга Николаевна.
О чем же думала и что же чувствовала сама принцесса? Анна Тютчева, ставшая позже ее фрейлиной, передает ее рассказ: «Она мне рассказывала, что, скромная и в высшей степени сдержанная, она вначале испытывала только ужас перед той блестящей судьбой, которая столь неожиданно открывалась перед ней. Выросшая в уединении и даже в некотором небрежении в маленьком замке Югендхейм, где ей даже редко приходилось видеть отца, она была более испугана, чем ослеплена, когда внезапно была перенесена ко Двору, самому пышному, самому блестящему и самому светскому из всех европейских дворов, и в семью, все члены которой старались наперерыв друг перед другом оказать самый горячий прием молодой иностранке, предназначенной занять среди них такое высокое положение. Она мне говорила, что много раз после долгих усилий преодолеть застенчивость и смущение, она ночью в уединении своей спальни предавалась слезам и долго сдерживаемым рыданиям. Затем, чтобы устранить следы своих слез, она открывала форточку и выставляла свои покрасневшие глаза на холодный воздух зимней ночи. Вследствие такой неосторожности у нее на лице появилась сыпь, от которой чуть не навсегда пострадала изумительная белизна ее цвета лица. Эта болезнь, затянувшаяся довольно долго, заставила ее безвыходно просидеть в своей комнате в течение нескольких недель и дала ей возможность постепенно освоиться с членами своей новой семьи и особенно привязаться к своему царственному жениху, который не только не отдалился от молодой невесты вследствие болезни, одно время угрожавшей ей потерей красоты, но, наоборот, удвоил свои заботы и проявления нежной внимательности и этим привязал к себе ее сердце, еще слишком юное, чтобы испытывать более страстные чувства».
5 декабря в церкви Зимнего дворца состоялся торжественный обряд перехода принцессы в православие. «С необычайной серьезностью, как все, что она делала, она готовилась к этому дню, — рассказывает Ольга. — Она не только приняла внешнюю форму веры, но старалась вникнуть в правоту этой веры и постигнуть смысл слов, которые она читала всенародно перед дверьми церкви, в лоно которой должна была вступить. Первые слова „Верую“ она произнесла робко и тихо, но по мере того, как она дальше произносила слова молитвы, ее голос креп и звучал увереннее. Во время Таинства подле нее стояла ее восприемница мать Мария, игуменья Бородинской обители, высокая, аскетичная, вся в черном, подле нее особенно трогательной казалась Мари, в белом одеянии, в локонах вокруг головы, украшенная только крестильным крестом на розовой ленте, который надел на нее Митрополит после того, как лоб девушки был помазан миром. После Причастия лицо Марии светилось радостью.
Во время молебна ее имя было впервые помянуто как имя православной».
6 декабря, цесаревич обручился с великой княжной Марией Александровной, венчание Марии и Александра состоялось 16 (28) апреля 1841 года в Соборной церкви Зимнего дворца.
Великая княжна Ольга Николаевна отмечает, что все при Дворе скоро полюбили молодую великую княгиню. «Ум, спокойная уверенность и скромность в том высоком положении, которое выпало на ее долю, вызвали всеобщее поклонение, — пишет она в своих мемуарах. — Папа с радостью следил за проявлением силы этого молодого характера и восхищался способностью Мари владеть собой. Это, по его мнению, уравновешивало недостаток энергии в Саше, что его постоянно заботило. В самом деле, Мари оправдала все надежды, которые возлагал на нее Папа, главным образом потому, что никогда не уклонялась ни от каких трудностей и свои личные интересы ставила после интересов страны».
* * *
Первое лето после свадьбы молодая чета проводила в Царском Селе. Об этом лете сохранились воспоминания «камер-юнгферы» Амалии Ивановны Яковлевой, которая с немецкой педантичностью записывала все подробности, благодаря чему мы можем теперь представить себе эти чудесные дни медового месяца Александра и Марии.
Великий князь Александр Николаевич и великая княгиня Мария Александровна
Александр вставал рано утром и отправлялся на прогулку вокруг озера. Великая княгиня просыпалась между восемью и девятью часами, пила чай вместе с великим князем, затем оба отправлялись в пролетке в гости к императрице Александре Федоровне, где обычно оставались на завтрак. Амалия Ивановна сохранила для потомков даже описание утреннего наряда цесаревны Марии: «Легкое батистовое или жаконетовое платье с белым вышитым воротничком, соломенная шляпа с лентами под цвет соломы, коричневая вуаль, коричневый зонтик, шведские перчатки и клетчатый, пестрый манто».
Затем великий князь уезжал работать к своему отцу а Мария Александровна отправлялась на прогулку в сопровождении своих фрейлин. Прогулка длилась час или два. После прогулки Мария Александровна обычно приказывала принести прохладительное питье. Рассудительной камер-юнгфере не слишком нравилась эта привычка юной цесаревны. «Бывало, она вернется с прогулки усталая, разгоряченная, торопится переменить платье на шлюмпер (а белье на ней хоть выжми), в то же время торопит, чтобы подали скорее сельтерскую воду. Кувшин воды подавали буквально ледяной, его едва можно было держать в руке. В стакан выжимали пол-лимона и треть стакана всыпали мельчайшего сахару; она держала стакан в руке и быстро мешала ложкой, пока вливали воду; от лимона с сахаром вода сильно пенилась, и великая княгиня залпом выпивала стакан холодной сельтерской воды, после чего уходила в кабинет и ложилась на кушетку отдыхать. Вот, может быть, причина начала ее болезни и преждевременной кончины. Меня крайне удивлял подобный режим, но я не имела права говорить об этом».
По вечерам вся императорская семья отправлялась на музыку в Павловск. Когда экипажи подъезжали к концертному залу, то оркестр, часто не кончив начатую вещь, исполнял пьесу, которая пользовалась особенным вниманием кого-нибудь из членов царской фамилии. Публика тотчас же обступала экипажи и приветствовала царскую семью. Осенью музыкальные вечера сменились балами и спектаклями в Царскосельском театре. Казалось, жизнь, начавшаяся так беззаботно и в таком согласии, не может не быть счастливой.
Испытания
Внезапная смерть Николая Павловича в разгар войны и накануне разгрома армии отдала Россию в руки Александра. Это был не лучший момент для начала царствования, но Александр сумел выйти из трудного положения, заключив мирный договор с Турцией в Париже, что стало поражением — Россия теряла право на флот в Черном море и покровительство над христианским населением в Турции, уступала часть Бессарабии и устье Дуная Молдавии, и все же Черное море и проливы оставались открытыми для торговых судов всех государств и закрыты для военных флотов, страна выходила из заведомо проигранной войны. Александр намеревался приложить все силы к тому, чтобы избежать повторения подобных ситуаций в дальнейшем. Для этого он видел один путь — коренные реформы, которые изменили бы внутреннюю ситуацию в стране.
