Николай I и Александра Федоровна после свадьбы в 1817 г.
* * *
После свадьбы все ждали, когда молодая великая княгиня забеременеет, и она не обманула ожиданий: вскоре появились признаки, что она ждет ребенка. Их первенец — великий князь Александр Николаевич появился на свет 17 (29) апреля 1818 года в Москве.
«7 апреля 1818 года, в чудный весенний день, я почувствовала первые приступы родов в 2 часа ночи. Призвала акушерку, затем вдовствующую Государыню: настоящие боли начались лишь в 9 часов, а в 10 часов я услышала крик моего первого ребенка! — пишет Александра Федоровна. — Нике целовал меня и плакал, и мы поблагодарили Бога вместе, не зная даже еще, послал ли Он нам сына или дочь, но тут подошла к нам Maman и сказала: „Это сын“. Мы почувствовали себя еще более счастливыми при этом известии, но помнится мне, что я ощутила нечто важное и грустное при мысли, что этому маленькому существу предстоит некогда сделаться Императором».
Да, именно так! У Елизаветы уже более десяти лет не рождались дети, и все давно потеряли надежду на то, что род Александра продолжится. Жена великого князя Константина, принцесса Юлианна-Генриетта-Ульрика Саксен-Кобург-Заальфельд, получившая в православии имя Анны Федоровны, под благовидным предлогом более 15 лет назад уехала за границу к родителям и отказалась возвращаться. Детей у них не было. Таким образом, наследовать Александру должен был Константин, а ему — тот младенец, что родился у Николая и Александры Федоровны. Но мы с вами уже знаем, что все будет совсем не так.
Александра Федоровна
Мятеж
Летом 1819 года, когда большая часть императорской семьи находилась на маневрах в Красном Селе, Александр I, как-то раз за обедом завел с Николаем и с Александрой Федоровной разговор. Он сказал, «что он чувствует, что силы его ослабевают, что в нашем веке государям, кроме других качеств, нужна физическая сила и здоровье для перенесения больших и постоянных трудов, что скоро он лишится потребных сил, чтобы по совести исполнять свой долг, как он его разумеет, и что потому он решился, ибо сие считает своим долгом, отречься от правления с той минуты, когда почувствует сему время. Что он неоднократно говорил о том брату Константину Павловичу, который, был с ним одних почти лет, в тех же семейных обстоятельствах, притом имея природное отвращение к сему месту, решительно не хочет ему наследовать на престоле, тем более что оба видят в нас знак благодати Божией, дарованного нам сына. Что поэтому мы должны знать наперед, что мы призываемся на сие достоинство».
И далее Николай продолжает: «Мы были поражены как громом. В слезах, в рыдании от сей ужасной неожиданной вести мы молчали! Наконец государь, видя, какое глубокое, терзающее впечатление слова его произвели, сжалился над нами и с ангельскою, ему одному свойственною ласкою начал нас успокаивать и утешать, начав с того, что минута сему ужасному для нас перевороту еще не настала и не так скоро настанет, что, может быть, лет десять еще до оной, но что мы должны заблаговременно только привыкать к сей будущности неизбежной… Кончился сей разговор; государь уехал, но мы с женой остались в положении, которое уподобить могу только тому ощущению, которое, полагаю, поразит человека, идущего спокойно по приятной дороге, усеянной цветами и с которой открываются приятные виды, как вдруг разверзается под ногами пропасть…».
Отречение Константина Александр решил держать в тайне. И когда Александр неожиданно скончался, в войсках немедля начинают присягу новому императору — Константину. Теперь все зависело от него. Он должен был прислать из Варшавы, где жил со второй женой — полячкой Иоанной Грудзинской, манифест с отречением.
Вечером 27 ноября 1825 года Александра Федоровна сделала запись в своем дневнике. «Ужаснейшее совершилось! — писала она. — У нас больше нет государя. Ангел действительно стал ангелом на небесах, он у Бога… Боже! И мне приходится это писать о нем! — что его, нашего государя, больше нет! Что я его больше никогда не услышу, никогда не увижу! Боже, какая это мука! День этот отмечен в моей жизни черным! А мой Николай, мой дорогой возлюбленный! Какая это для него потеря, а и сколько забот несет она ему! Да поможет ему Господь!».
Нам уже известно, что Николая и в самом деле ждали не только скорбные, но и тревожные дни. Заботясь о подготовке похорон Александра, он торопит Константина с официальным манифестом об отречении и, не дождавшись его, объявил об этом сам. 12 декабря Александра Федоровна сделала такую запись в своем дневнике: «Итак, впервые пишу в этом дневнике как императрица. Мой Николай возвратился и стал передо мною на колени, чтобы первым приветствовать меня как императрицу. Константин не хочет дать манифеста и остается при старом решении, так что манифест должен быть дан Николаем».
Но у Николая есть все основания беспокоиться. Из Таганрога он получил письмо от генерала-фельдмаршала Дибича — близкого друга и доверенного лица Александра. Дибич сообщает ему о готовящемся заговоре в Гвардии, который он расследовал по приказу Александра. Александра Федоровна передает ночной разговор между нею и мужем: «Я еще должна здесь записать, как мы днем 13-го отправились к себе домой, как ночью, когда я, оставшись одна, плакала в своем маленьком кабинете, ко мне вошел Николай, стал на колени, молился Богу и заклинал меня обещать ему мужественно перенести все, что может еще произойти.
— Неизвестно, что ожидает нас. Обещай мне проявить мужество, и если придется умереть, — умереть с честью.
Я сказала ему:
— Дорогой друг, что за мрачные мысли? Но я обещаю тебе. — И я тоже опустилась на колени и молила Небо даровать мне силу, и около бюста моей покойной матери я думала о ней и о возлюбленном императоре Александре».
А потом, 15 декабря, продолжает: «Я думала, что мы уже достаточно выстрадали и вынесли. Но волею Неба нам было суждено иное. Вчерашний день был самый ужасный из всех, когда-либо мною пережитых. И это был день восшествия на престол моего мужа! Только бы мне собраться с мыслями, чтобы записать эти страшные часы! Воскресенье прошло в приготовлениях, в работе; Николай писал, чтобы вечером отнести свой манифест в Совет и провозгласить себя императором. Мы ждали, вздыхали и опять ждали до полуночи, так как Николай так хотел видеть в Совете Михаила. Но когда наступила полночь, он все же решился пойти. Императрица-мать помолилась с нами обоими, благословила его, он пошел. Прошло полчаса; когда он вернулся, я обняла его уже как моего действительного государя. Нас поздравляли; я все время говорила, что нас скорее нужно жалеть; нас уже называли ваше величество. Мы вдвоем проводили матушку в ее комнаты, причем нам пришлось пройти совсем близко около караула, офицер которого на другой день должен был сыграть такую постыдную роль. Никогда не знаешь, что принесет с собой ближайшее будущее!».
