Поэтому Ник переехал, закрылся в стенах квартиры где провёл своё детство, оставив обеспокоенных родителей в стороне от происходящего с ним, насыпав гору обещаний, которые не собирался выполнять. В первый же день он самостоятельно отправился в магазин, как мазохист ловя на себе брезгливые взгляды встречных прохожих, ударами плетей, играющими на израненной душе. Они отшатывались, некоторые даже открещивались от инвалида на коляске, ожидая, что тот достанет широкополую шляпу или дырявый пакет и начнёт просить милостыню, сетуя на собственную жизнь. Когда Ник прямиком отправился в отдел спиртных напитков, окружающие почти облегчённо вздохнули, в их головах устоявшийся стереотип, наконец замкнул звено абсурдной логической цепочки, оправдав ожидания. В тот день он напился без всяких таблеток, если бы не анатомическая необходимость ползать по квартире, для него бы всё равно ничего не поменялось. Тело онемело, от содержания алкоголя, ноги ощущались ватными подушечками. Проводя руками, в местах где раньше были его ступни, Ник больше не ощущал ни фантомных болей, ни прикосновений, на который всегда отзывались отрезанные конечности. Он истерически хохотал и плакал одновременно, пытался почувствовать хоть что-то равносильное его внутренним терзаниям, но ни пощёчины, ни падения с дивана и конвульсии на полу, не могли с этим сравнится. В баскетболе так выглядел проигрыш, когда соперник заведомо сильнее, ты можешь стараться, биться изо всех сил, ухищряться немыслимыми тактическими схемами, но счёт всё равно будет не в твою пользу. Защищаясь от прохода, тебе забьют с дистанции, закрыв периметр – прорежут под кольцо, а начав драться, быстро уберут за перебор персональных замечаний. В этом поединке судьба оказалась сильнее, оформив себе досрочное преимущество, ещё в первой четверти его жизни.
Так проходили дни, пролетали недели. Ник старался скрывать своё пристрастие к бутылке, потом оправдывал его приходом несуществующих гостей, а к концу второго месяца перевёл своё состояние из «трезвеющий временами» в устоявшийся запой. Родители ничего не могли поделать, им приходилось работать, чтобы содержать сына инвалида, а в те моменты дня, когда им удавалось его навестить, потомок выглядел вполне вменяемо. В какой-то момент Нику стало мало просто напиваться до предобморочного состояния. Тогда он начал экспериментировать с лекарствами, мешая алкоголь с обезболивающими, снотворными и прочей дрянью, сравнивая ощущения. Его излюбленным коктейлем была водка с анальгетиками кодеина, тиренола и порцией феназепама. От первого по телу начинал бегать успокаивающий холодок, в связке с обжигающим изнутри спиртом это давало потрясающий контраст. Тиренол надувал мышцы изнутри, выгоняя из них любые неприятные ощущения, уходили мигрени, и голова болталась на шее, как гелиевый шарик, а потом его прибивало снотворным. Он словно заворачивался в тёплое одеяло, продрогнув до костей, тело тряслось в ознобе, но внутри уже растекалась жара. Ник будто держал руки над камином в безопасном уюте собственного дома. И всё это было бы весьма поэтично, отдавая деревенской романтикой, если бы его тело в этот момент не билось в конвульсиях наркотического припадка, размазывая пену, вытекающую изо рта, по одежде и обивке дивана, глаза закатывались, выворачиваясь из орбит. Организм Ника, находясь под колоссальными перегрузками, не выдерживал, избавляясь от продуктов отхода с рвотными массами, калом и мочой. К моменту, когда это происходило, он как правило уже валялся на полу, в изгаженной одежде и размазанных лужах из собственных экскрементов. Но внутри ему было хорошо, домик на опушке леса, защищал от ночных ветров, запах хвои расслаблял и убаюкивал, как и тепло костра, так быстро проникающее под одежду и согревающее его усталое тело.
Подобные галлюцинации Ник ловил не всегда, а убираться за собой было нелегко, так что даже его зависимый от опиатов мозг, ограничивал себя в подобных удовольствиях. В чём он себе не отказывал, так это в онанизме. Чем ещё заниматься сутками напролёт, одному в квартире, в перерывах между пробуждением после попойки и до очередной отключки. За это время Ник практически стал гуру порно кинематографа, постепенно скатываясь к садистским роликам, где актёров обездвиживали, связывая по рукам и ногам, избивали и насиловали. Старина Фрейд и без психоанализа сделал бы заключение о сдвигах в его голове. Нику нравилось самоуничижение, которое при этом испытывал, каждый раз стараясь пасть ниже, чем зарылся днём ранее. Он даже прекратил мыться после всего, стараясь загадить как можно больше одежды и пространства вокруг. А стыд, который ему приходилось испытывать, всякий раз, когда приходила убирать его бардак гувернантка, быстро сменился на извращённое удовольствие, от осознания унижения, которое испытывала женщина, пытаясь выполнять свою работу. Но как и с алкоголем, а потом и с мешаниной таблеток, эффект, со временем, спадал, вызывая привыкание. Мастурбация не приносила больше сексуальной разрядки, став скорее традиционным ритуалом, в удовлетворении собственных прихотей, размер которых рос, с количеством прибывающей в эрегированный член крови. В один из таких дней, после уборки, Ник вызвал проститутку.
«Жрицу любви» было несложно отыскать, в каждом городе есть места, куда ночные бабочки слетаются на огонёк. А с современными технологиями, это стало ещё проще. Любой сайт знакомств, или приложение для свиданий, содержал подобные предложения, нужно было лишь забить в поисковик. За границей всё было бы ещё проще, но Ника не заботил рейтинг или количество положительных отзывов. Ему нужен был трах, максимально грязный, опороченный, унижающий его достоинство. Он специально не искал по фотографиям, или в соответствующих разделах. Во-первых не хватило бы денег, во-вторых меньше удовольствия, больше отвращения. Ник оставил запрос с описанием места и времени, ожидая подтверждения.
Она позвонила ближе к вечеру, представилась Катей, хотя он ожидал чего-то более экзотического, наподобие Эльвиры.
– У тебя есть машина, я бы лучше там тебя обслужила. – Екатерина не церемонясь выдвинула условие, голос был низкий прокуренный, которому очень шло подобное фамильярное обращение, – Подбросишь до точки потом, сделаю скидку, не пожалеешь.
– У меня нет машины, я поэтому и вызывал на дом. – Ник слегка опешил, запамятовав, что при отправке запроса не упомянул не только про отсутствие автомобиля, хотя алкоголь стучавший в его голове, твердил, что это не существенно.
– Ладно, открывай, поднимаюсь.
Зазвонил домофон, Ник впустил ночную гостью. Через некоторое время звук каблуков раздался по лестничной клетке, он отворил дверь приглашая даму внутрь. «Бабочка» не отличалась миниатюрностью, и больше походила на гусеницу до превращения. Проститутке было ближе к сорока, чем к тридцати, что всё равно было больше, чем Ник рассчитывал. Она была невысокого роста, темноволосая и толстая, плотно положенный макияж не скрывал недостатков откровенно отталкивающей внешности. Так могла бы выглядеть Кира, точнее четыре, лет через двадцать-тридцать, если бы её так же потрепала жизнь как и Ника, обрубив ноги и впихнув, растолстевшие культи в высоченные ботфорты. Большего стыда, унижения и ненависти к себе он ещё не испытывал, чего, собственно, добивался.
– Ты не говорил, что инвалид. – Катя сложила руки на груди, отгораживаясь от него как от проказы.
