«8 ч. 10 м. Доброе утро, детик любимый.
10 ч. 45 м. Люблю Лику в международном вагоне.
1 ч. Люблю Кисю в обществе комиссара.
Люблю Кисю в 3 ч. 45 минут.
8 ч. Еду к тебе. Рад ужасно. Детка.
10 ч. Скоро Кися.
7 ч. 35 м. Кисик.
9 ч. 35 м. Поезд подходит к Кисе или, как говорит спутник, к Москве».
Кстати, название главы взято именно из этого трехдневного письма-монолога. Оно может показаться неестественным, сюсюкающим, почти неприличным, особенно если знать, кто его автор. Тот же человек, который писал:
Любить —
это с простынь,
бессонницей рваных,
срываться,
ревнуя к Копернику,
его,
а не мужа Марьи Иванны,
считая
своим
соперником.
Нам
любовь
не рай да кущи,
нам
любовь
гудит про то,
что опять
в работу пущен
сердца
выстывший мотор.
Так кто же Маяковский, «агитатор, горлан и главарь» или Щеник, который любит свою Кису? Разумеется, он был и тем, и другим. В обоих своих ипостасях – предельно искренним. А кем была женщина, во имя которой совершалось это превращение?
Таких женщин называют роковыми. Подобных героинь можно встретить в произведениях Достоевского или Ибсена. Эти истинные дочери Лиллит появляются ниоткуда и уходят в никуда, оставляя за собой шлейф разбитых надежд, поломанные характеры и судьбы. А как в реальной жизни? Откуда берутся такие женщины? Что делает их непредсказуемыми, неотразимыми и опасными?
Ее история
Лиля (Лили – таково было ее официальное имя) родилась 30 октября 1891 года в семье присяжного поверенного Урия Кагана, как многие «русские евреи», ее отец в какой-то момент карьеры «руссифицировал» свое имя и стал называться Юрием Александровичем. Однако перемена имени не разрешила всех трудностей. «Папа из-за своего еврейства ходил в помощниках 25 лет и в окружном суде за него выступали его помощники, давно уже присяжные поверенные», – вспоминает Лиля.
Действительно, московский генерал-губернатор, брат Александра III и дядя Николая II, великий князь Сергей Александрович не скрывал своей юдофобии, и все евреи жили в Москве «на птичьих правах». В 1891 году, при вступлении Сергея Александровича в должность, из Москвы выселили около 20 000 евреев, многие из которых прожили там по 30–40 лет. В дальнейшем облавы проводились регулярно. После убийства Сергея Александровича террористами в 1905 году отношение к евреям в Москве, разумеется, лучше не стало.
Тем не менее Юрий Александрович стал достаточно успешным адвокатом, служил юрисконсультом австрийского посольства, оказывал юридические услуги и помогал в организации гастролей австрийским артистам и антрепренерам. Много времени он уделял также защите прав московских евреев.
Мать Лили и ее младшей сестры Эльзы (род. в 1896 г.) рижанка Елена Юльевна Берман. Она училась в Московской консерватории, однако, не закончив ее, вышла замуж. Дома она много музицировала и писала романсы на собственные стихи, и на стихи поэтов Серебряного века.
Девочки получали классическое женское образование XIX века, которому очень трудно было найти применение в жизни: французский и немецкий языки, музыка. Потом в женской гимназии Лиля показала способности к математике, поступила на математический факультет Высших женских курсов, хотя едва ли ей пришлось бы искать работу счетовода или бухгалтера. Она училась также в Московском архитектурном институте, где изучала живопись и ваяние, позже продолжила свою учебу в Мюнхене, но ее родители вовсе не мечтали о том, что дочь станет новой Мари Анн Колло. Если бы девочки, как их мать, удачно вышли замуж и жили в стабильном обществе, то считались бы весьма образованными молодыми особами. Но для работы ради денег, ради того, чтобы содержать семью, такое образование едва ли годилось.
Лиля рано осознала, что она – бунтарка. «Нас заставляли закладывать косы вокруг головы, косы у меня были тяжелые, и каждый день голова болела, – пишет она в мемуарах. – В это утро я уговорила девочек прийти с распущенными волосами, и в таком виде мы вышли в залу на молитву. Это было ребяческое начало, после которого революция вошла в сознание».
Гимназистки решили организовать нелегальный кружок для изучения политэкономии. Руководителем выбрали Осю Брик – старшего брата одной из учениц, недавно исключенного из гимназии за революционную пропаганду. «Все наши девочки были влюблены в него и на партах перочинным ножиком вырезали „Ос“», – вспоминает Лиля.
Девочке 13 лет, в России начинаются повсеместные волнения, которые позже выльются в Революцию 1905 года. «Москву объявили на военном положении. По вечерам занавешивали окна одеялом, мама и папа раскладывали пасьянс. Каждый шорох казался подозрительным… Ждали еврейского погрома, и две ночи мы провели в гостинице. Я плакала и возмущалась, пытаясь объяснить, что нас потому и бьют, что мы не защищаемся, но меня не слушали».
Потом угроза отступила, и молодость вступила в свои права. Осип звонит Лиле по телефону, приглашает ее гулять, спрашивает: «А не кажется вам, Лиля, что между нами что-то большее, чем дружба?» Лиле очень нравится, как это звучит. Но через несколько дней Осип идет на попятный: он много думал и понял, что недостаточно любит Лилю.
Зимой 1905/06 года Лиля с подругами отправляется на бал в Охотничий клуб. Лиля пользуется большим успехом, у нее нет отбоя от кавалеров. Приходит Осип с сестрой и приглашает Лилю на танец. Та отказывается, говорит, что устала и тут же уходит танцевать с другим. Потом они снова встречаются, уже как друзья, и постепенно Лиля понимает, что Осип занимает в ее жизни все большее место. «Я хотела быть с ним ежеминутно, у него не оставалось времени даже на товарищей. Я делала все то, что 17-летнему мальчику должно было казаться пошлым и сентиментальным. Когда Ося садился на окно, я немедленно оказывалась в кресле у его ног, на диване я садилась рядом и брала его руку. Он вскакивал, шагал по комнате и только один раз за все время, за полгода, должно быть, Ося поцеловал меня как-то смешно, в шею, шиворот-навыворот».
Л.Ю. Каган
Но потом Осип снова начинает избегать Лилю, а она чувствует, что все сильнее любит его. Они танцуют этот странный танец еще семь лет. Наконец, в декабре 1911 года Осип пишет родителям, находившимся в то время за границей: «Я стал женихом. Моя невеста, как вы уже догадываетесь, Лиля Каган. Я ее люблю безумно; всегда любил. А она меня любит так, как, кажется, еще никогда ни одна женщина на свете не любила. Вы не можете себе вообразить, дорогие папа и мама, в каком удивительном счастливом состоянии я сейчас нахожусь. Умоляю вас только, отнеситесь к этому чувству так, как я об этом мечтаю. Я знаю, вы меня любите и желаете мне самого великого счастья. Так знайте – это счастье для меня наступило».
