– Ты ведь знаешь, что не могу.
Ульрих минуту возился с сопротивляющимися ремешками, втыкал кабель протезов в чиповые гнезда, всаженные сбоку на бедре. При этом стал чуть тяжелее дышать.
– Шайс-с-с-се! Надо бы мне, в конце концов, заменить это оборудование.
– Ты жалуешься на него всякий раз, когда мы видимся. И не меняешь.
– Потому что я с ним… Как бы это сказать? Сжился. Уф-ф-ф… Ну ладно, пойдем.
– Ты ведь знаешь, что я не могу показывать ничего из собранных за Горизонтом материалов.
Ульрих поднялся со стула. Он и раньше был высок, но протезы добавили ему сантиметров двадцать. Когда выпрямлялся, пространство вдруг делалось чрезмерно заполненным, как заваленный ящиками сарай. Он согнул колени, несколько раз перенеся тяжесть тела с одной ноги на другую, проверяя контроль над протезами. Потом молча двинулся к двери. Широкие, четырехпалые стопы напоминали лапы хищной птицы, хотя когти были спрятаны. Отполированные и сверкающие, ноги эти тяжело били в пол. Последние десять лет своей службы Ульрих провел в лесу уже с протезами и убил ими немало врагов.
Каетан двинулся за баварцем. Выйдя из столовой, они нырнули в приятную прохладу июльского вечера. На заставе царило оживление. На центральную площадь то и дело въезжали военные машины, ее пересекали всадники на лошадях, ходило немало пеших.
– Ты где ночуешь?
– Как обычно, в военной общаге.
– Тогда пошли! – Ульрих двинулся широким шагом.
– Ты знаешь, что я не могу раскрывать никакие собранные данные.
Гигант остановился, обернулся к Каетану.
– Ты и не должен ничего мне раскрывать. Расскажешь мне, просто расскажешь. Как там сейчас? Ведь ты был и в Германии, верно?
Каетан уже собрался ответить, но его остановило неожиданное зрелище. С боковой улочки на площадь вышел небольшой отряд. Четыре рослых эльфа окружали небольшую фигурку. Солдаты были одеты в форму, которую Каетану не доводилось видеть раньше. Шлемы белого металла, плотно сидящие на головах, белоснежные мундиры и перчатки, плащи, из-под которых выглядывали черные ножны мечей. На спинах они несли щиты, тоже ярко-белые, а на них – вместо родовых знаков – была помещена черная Руна Грома, сильнейший из известных Каетану защитный антимагический символ. К нему прибегали во время битв с балрогами лишь на короткое время, когда нужно было высвободить максимум силы: удерживать эти руны и пользоваться ими было непростым делом для лучших из воинов. А эти вот запросто носили их на своих щитах, как обычный гербовый знак.
Между солдатами шла еще более странная персона. Рядом с ними она казалась маленькой и хрупкой, деликатной, словно стеклянное дитя. Эльфийка с прикрытыми глазами, узкими губами, маленькими, почти прозрачными ноздрями, длинными белыми волосами, ниспадающими на спину. Одета она была в такой же белый мундир, на руках – перчатки из мифрильных кружев, короткая, до бедер, пелерина защищала спину. А на пелерине той была вышита Руна Грома, вот только в несколько раз большая, чем на щитах рыцарей. Женщина ощущала тяжесть символа, шла чуть сгорбившись, ноги ставила осторожно, словно опасаясь попасть в какую-то подземную ловушку, что просто провалится под ее тяжестью; или даже, скорее – под тяжестью несомого на спине знака.
Все, мимо кого эта белая группа проходила, останавливались: как люди, так и эльфы, а последние еще и склоняли головы в знак уважения, причем Каетан заметил и кое-что, сперва показавшееся ему невероятным – испуг.
Географ и Ульрих тоже сошли с их дороги, и тогда на миг эльфийка открыла глаза и взглянула на Каетана. Сперва на его грудь, потом медленно перевела взгляд выше, на лицо. У нее были светло-голубые, будто раскаленное июльское небо, глаза, а зрачки – расширенные и смолянисто-черные.
Каетан положил руку на висящий на шее Ключ, привлекший к нему внимание странной эльфийки. А потом непроизвольно, все еще глядя ей в глаза, склонил голову в уважительном кивке. Все длилось, может, несколько секунд, потом отряд миновал его, эльфийка отвела взгляд, снова опустив его в землю.
– Идут в подвалы, – прервал молчание Ульрих. – Будут работать, а значит, ночью многим в Корнеево приснятся кошмары.
– Кто она такая?
– Ты не в курсе? Впрочем, не странно. Я знаю эльфов уже лет шестьдесят, но тоже и понятия не имел о существовании таких. Она – палач. Мучит тварей и добывает из них информацию.
4
Весь следующий день у Каетана ушел на решение формальностей с вознаграждением и на то, чтобы упорядочить привезенные из вылазки находки. Несколько самых хрупких артефактов пришлось хорошо защищать от деструктивного воздействия военных нанокадабр, что кружили вокруг заставы. Артефакты происходили из загоризонтных краев, и неизвестно было, как они поведут себя в земной реальности. Амулеты, статуэтки, свитки книг, написанных на чужих языках, пара миниатюр – собственно, именно из таких обломков и свидетельств географические службы пытались составить образ миров за Горизонтом. Но не только это. Каетан скинул на мощный компьютер и забэкапил записи камер, метеорологической аппаратуры, биологических и химических зондов, а еще самое важное: шагомеров и джипиэсов. Суперкомпьютеры в Варшаве получат новую порцию данных и попытаются внести их в уже имеющуюся матрицу продолжающей сдвигаться географии пригоризонтной зоны – изрядной территории между Одером и рекой, которая некогда была Лабой. Зоны, на которой тридцатью годами ранее разыгралась последняя крупная схватка между балрогами и эльфийско-человеческой армией; зоны, нынче представлявшей собой границу между владениями Черных и Польским Королевством. Барьер измененной географии, врата, ведущие в новые миры, ловушки, изгибающие пространство – время. Мир вне Горизонта, который невозможно исследовать с орбиты или с воздуха. Исследованием этих пространств и занимались вольные географы, такие как Каетан.
Поработав с компьютерами, он мог спокойно взяться за остальные находки. Разложил по герметичным емкостям образцы растений и семян. Отсканировал рукописные заметки и сгрузил файлы с диктофона, на который удалось ему записать несколько образцов языка, звуки природы – и собственные комментарии.
После полудня он занялся проверкой оружия, и тогда же на кредитку сбросили, наконец, награду за соггота. Он также проверил, что в ближайшую неделю в Гожув не уходит ни один купеческий конвой, к которому он мог бы присоединиться, – с армией ему идти не хотелось. Пришлось занимать коня, но уж с этим-то не было никаких проблем. В армейских конюшнях он выбрал себе жеребца-шестилетку великопольской породы. Сивку, что встречалось нечасто. Любопытного и слишком любящего – как объяснил конюх – сахарок. Правда, коня ему дали неохотно, поскольку в последнее время Корнеево оказалось в центре серьезной активности и кони нужны были для разведки и гонцов, но глейты
[28] Каетана сомнений не вызывали. Географ работал на самого коронного гетмана и имел право пользоваться неограниченной помощью армии и гражданских служб Королевства.
