– Спасибо, – сказал он. Вернее, звук доносился из динамика на стене, они лишь видели, как шевелятся губы биолога. – Я не могу допустить этого. Не вправе человек решать такое… не вправе.
– Он же не в себе! – воскликнул Грац.
– Я не могу решить эту проблему иначе, – продолжал Клюгштайн.
Голос его сбивался, и Захар понял, что Фрицу отчаянно страшно. Страшно умирать, страшно перестать быть. Но кибертехник видел, едва различая его глаза, что он все уже решил и пути назад нет. Только одно оставалось неясным.
– Зачем? – неслышно, одними губами прошептал Захар. Но Фриц понял, увидел движения его рта.
– Потому что жизнь мертва, – сказал он, глядя прямо на Захара. – Там в лаборатории… вы видели вчера. Они все мертвы. Все мертво. Жизнь – это фикция, игра больного воображения.
Грац, потирая рукой лоб, отвернулся от двери.
– Он рехнулся. Это все бессмысленно, – тихо сказал он.
– Мой вам совет, – снова послышался голос Клюгштайна, – улетайте отсюда. Куда угодно, только прочь от этого места. Оставьте это в покое.
Что-то произошло в это мгновение. Захар почувствовал, как мир разлетелся на тысячу осколков, и в каждом отражался он сам. Жалкое, дрожащее существо, потерявшееся в безбрежном пространстве, не понимающее ничего вокруг, озирающееся, словно загнанный зверь.
Он снова был под властью взгляда, сверлящего душу. Только в этот раз ему показали вид с другой стороны. Всего лишь на мгновение, но его хватило, чтобы понять, сколь ничтожен и незначителен человек.
Когда наваждение прошло, Захар догадался, что нечто похожее случилось со всеми без исключения: Герти была в конце коридора, прячась в технологических выступах на стене; Грац с искаженным лицом потирал руку, обалдело глядя на кровавый след на стене, оставленный разбитым кулаком. Один лишь Люциан все так же, не мигая, смотрел внутрь шлюза. А внутри Фриц, потеряв равновесие, размахивал руками, стараясь дотянуться до рубильника.
– Скорее, разблокируйте дверь! – крикнул Грац.
Вопль доктора словно разбудил впавшего в ступор Лившица. Внеземелец вздрогнул, рванулся к скрытому в полу рычагу, промахнулся с первой попытки, выровнялся и все же ухватил планку. Но было уж поздно: Клюгштайн достал здоровой рукой до рубильника и что было сил рванул его вниз.
Завыла сирена аварийной сигнализации. Перед глазами поползли служебные сообщения «Зодиака», которые Захар тут же смахнул рукой.
Все произошло быстро. Казалось, мгновенно. Вот только что здесь висел Фриц, смешно вцепившийся в массивный рубильник. Вот на месте гладкой поверхности створок люка образуется аспидно-черная дыра, и в следующее мгновение Фрица больше в шлюзе нет.
«Это совсем не страшно, – эхом пронеслось в голове Захара. Это был Клюгштайн. В открытом космосе не умирают мгновенно, а вирт-связь работает на достаточном расстоянии от корабля. – Вы всё поймете, Захар. Всё узнаете. Я…»
Приступ чужой боли согнул Захара пополам, дыхание сделалось прерывистым. Но в следующее мгновение виртуальное чувство исчезло – «Зодиак» оборвал связь, и Фрица Клюгштайна не стало.
– Врете вы, что не страшно, – Захар произнес вслух свои мысли. Во рту пересохло, и в животе пекло, как после сильного удара.
Грац недоуменно посмотрел на кибертехника, но промолчал.
– Он там, – сказала Герти, рассматривая что-то в личной виртуальности. – Отверстие люка направлено точно на Хозяина Тьмы.
Все посмотрели в разверстый шлюз, но между створками была лишь темнота.
26. Второй контактер
На душе стало мрачно и противно. Отвратительно понимать, что ты жив и не сделал чего-то, чтобы спасти товарища. Пусть даже тот сам решил умереть. Не поняли мы его, не услышали. Что же такое Клюгштайн нашел в своих бактериях? И ведь притащил камни с Хозяина Тьмы он не случайно – Фриц искал в них что-то, он знал, предполагал, что там может оказаться.
Захар ходил в лабораторию биолога. Там ничего не осталось: ни записей, ни результатов, ни самих образцов. Все склянки и камни аккуратной стопочкой покоились в утилизационной камере, в логах которой Захар нашел отметки о проведении всех режимов деактивации – от высокотемпературной обработки до жесткого гамма-облучения. Там все было мертво. Теперь – окончательно и бесповоротно. Вряд ли Клюгштайн имел в виду именно эту смерть. Это было лишь заметанием следов.
«Зодиак» сообщил только о том, что за несколько минут до инцидента Клюгштайн отдал команду на уничтожение всех данных по проведенным опытам. В памяти мозга корабля не осталось ничего – информация о личных экспериментах биолога не значилась в планах экспедиции, и искусственный интеллект уничтожил ее без возражений и резервных копий. Восстановление информации невозможно.
– У тебя там кто-нибудь остался? – спросила Герти.
Увлеченный собственными мыслями, Захар не сразу понял вопрос. Они снова были вместе, в ее каюте. После смерти Клюгштайна все расползлись по норам, о продолжении исследований не вспоминали. Герти еще раз предложила запустить двигатели и улететь куда-нибудь, все равно куда, лишь бы отсюда, но Грац снова резко возразил.
Захар очень хотел, но никак не мог понять мотивов Станислава – у них не было программы исследований, по существу, они вообще уже ничего не исследовали, да и смысл этой возни вокруг Хозяина Тьмы стал совершенно неясен, но Грац упорно отказывался покидать место дислокации корабля чужих. Чего он хотел от инопланетян? Чего добивался?
– Где? – уточнил Захар.
– Дома. На Земле.
Захар задумался на секунду. Странно, но он ни разу не вспоминал о Земле за эти дни. Родная планета, колыбель человечества, как будто перестала существовать с тех пор, как стало ясно, что для них она потеряна навсегда. Как быстро человек свыкается с неизбежным, как быстро мир сужается до границ маленького металлического гроба, которым теперь стал для них «Зодиак». Или на Земле его действительно ничто не держало? Что у него было там? Дом, работа, постоянная необходимость что-то придумывать, как-то изворачиваться, чтобы получить место в перспективной, хорошо оплачиваемой экспедиции, чтобы по возвращении купить очередную ненужную, но такую престижную вещицу?
Всего неделю они провели здесь, миг даже по меркам короткой человеческой жизни. А уже кажется, что бурлящей человеческой цивилизации никогда и не существовало. То, что казалось там, на Земле, таким привычным, правильным и само собой разумеющимся, здесь в одночасье превратилось в ничего не значащий вымысел, в пустоту, в бестолковую возню.
– Нет. Так, ничего не значащие отношения. Я и бывал-то там нечасто – все больше в экспедициях и полетах, – ответил Захар. – А у тебя?
Он впервые задумался об этом. Здесь их отношения стали возможными только в силу сложившихся обстоятельств.
– Только дом на Луне. Пустой и холодный – я уже несколько лет не платила за воздухоснабжение, и, думаю, его отключили. Ты знаешь, последние лет семь мне удавалось работать в экспедициях, не возвращаясь домой ни разу. Пара дней на орбитальной базе – и в новую авантюру. Так что обычно все свое я вожу с собой.
