– Вы шутите?
Жизнь внутри реактора – это уже слишком. Захар такого не мог представить. Более того, он не мог представить, для чего на Земле вообще могло понадобиться умение выживать в подобных условиях – ведь эти бактерии-супермены появились явно много раньше первых реакторов.
– Почему вы так решили? – спросил Клюгштайн и принялся снова что-то менять в настройках агрегата. Захар подумал, что это, скорее всего, не микроскоп. Или не только микроскоп.
– Зачем бактериям жить в реакторах?
Фриц на секунду перестал ковыряться в приборе и посмотрел на Захара.
– Почем мне знать? Дейнококк за миллиарды лет отлично приспособился к засухе, а устойчивость к радиации – побочный эффект. Иногда вероятностные процессы, составляющие саму основу жизни, кажутся слишком уж странными. А время от времени у меня возникает стойкое ощущение, что ими кто-то управляет.
Внезапно клубок киберов внутри куба вздрогнул, и роботы начали активно возиться, разливая что-то по склянкам. Похоже, биолог закончил выстраивать программу эксперимента, и техника занялась делом.
– Вы на бога намекаете? – спросил Захар.
– Я ни на кого не намекаю, – ответил Клюгштайн. – Но это точно не мы с вами.
Чего, спрашивается, Клюгштайна потянуло на божественную тематику? И при чем здесь Хозяин Тьмы?
– L-формы – это не случайно, – послышалось бормотанье Фрица. Биолог разговаривал сам с собой, к Захару он не обращался.
– Что?
– Ничего, ничего. Вы, Захар, идите. Я вам после все расскажу. Как закончу.
Клюгштайн мягко, но настойчиво начал вытеснять кибертехника из лаборатории.
– L-форма – это не просто защита, – сказал биолог, когда они оба оказались за дверью. – Это на грани жизни и нежизни. Воспоминание о том, как все начиналось. Там, – он кивнул в сторону прозрачного куба с образцами, – нет ни одного живого существа. Но они и не мертвы. Это все заготовки, исходный материал.
– Для чего?
– Вот это я и пытаюсь выяснить. Но все – завтра, когда будут готовы первые результаты.
Дверь в биолабораторию захлопнулась, но Захар стоял перед ней еще несколько минут, пытаясь понять, что же все-таки хотел сказать Фриц. Он что-то придумал, это не вызывало сомнений. Вот только пока ничего не понятно.
25. Смерть
Господи, неужели никогда в жизни не удастся выспаться! По корабельному времени еще настолько раннее утро, что вполне можно считать его поздним вечером. Сон был крепок и приятен, когда вымышленный мирок сновидения вдребезги разнес вопль Граца из динамика системы оповещения. Все-таки надо было разбить этот динамик, как собирался!
Захар, путаясь в сползающих брюках – впопыхах он не застегнул их до конца, и штанины попеременно норовили намотаться на босые ступни, – бежал по длинному коридору к лифту. Велено было срочно прибыть к шлюзу, в ангар.
Голос доктора показался Захару не на шутку взволнованным и даже испуганным, поэтому к указанному месту он бросился без промедления. Выскочив из лифта, поднявшего его в центр диска, к ротору, Захар с силой оттолкнулся от пола и, пользуясь почти нулевой здесь гравитацией, одним прыжком оказался внутри перехода. Там стояла Герти. Вид у женщины был сонный, но тоска и апатия исчезли из взгляда.
– Привет, – сказал она.
– Как чувствуешь себя?
Она поморщилась, но сказала:
– Нормально. – И добавила, когда лифт остановился: – Только больше никогда не позволяй Станиславу трогать мою голову.
Захар не успел ответить – Гертруда легко выпорхнула в открывшиеся двери, и ему не оставалось ничего другого, как броситься вдогонку, неуклюже цепляясь за стены. Шансов догнать ее, как обычно, не было.
– Не знаешь, что случилось?! – крикнул он ей.
– Не знаю. Но Грац показался мне испуганным. Для него это необычно – думаю, стоит узнать, в чем дело.
Захар думал так же. Именно поэтому, не медля ни секунды, рванулся сюда, в технический отсек «Зодиака».
Спереди, оттуда, где располагались ангары, доносились приглушенный грохот и вопли. Будто вдали колотили по большому листу железа и страшно кричали. Когда до места встречи оставалось несколько десятков метров, стало понятно, что кричит Грац. Доктор вопил так громко, что его не могли заглушить даже звукопоглощающие переборки.
Грац с Лившицем находились возле прозрачной двери, ведущей в шлюз. Внеземелец безучастно взирал на то, что происходило внутри, а Станислав кричал что есть мочи и молотил руками по двери, ударопрочная поверхность которой не собиралась поддаваться.
Во всей этой вакханалии было что-то еще, какой-то посторонний звук. Захар не сразу понял, что звук исходит из переговорного устройства у двери.
Лицо Граца побагровело, вены на шее вздулись.
– Что… – начал было Захар, но все сразу стало понятно, как только он заглянул в шлюз.
Там в полутьме стоял Клюгштайн. Он опирался спиной о створки люка, ведущего наружу, в космос.
Захар запросил отчет о ситуации у «Зодиака» и понял, что биолог сознательно готовился к действу: искин потерял контроль над входом в шлюз. Не нужно долго присматриваться, чтобы заметить развороченную стеновую панель внутри шлюза с торчащими из дыры обрывками проводов – Клюгштайн уничтожил кабели, питающие сервоприводы двери.
– «Зодиак», заблокировать внешний люк, – громко произнес Захар.
– Пробовали уже, – сказал Лившиц. – Фриц там все провода разодрал.
– Но зачем?!
Люциан пожал плечами и снова повернулся к двери.
Грац орал не переставая. Биолог пытался отвечать – его слова, искаженные динамиком громкой связи, и были тем самым посторонним звуком. Его никто не слушал, его только пытались уговорить.
Захар обратился к биологу по вирт-связи, но ответа не получил. Понятно, что и это уже пробовали. Фриц не хотел никаких объяснений.
Но ведь есть же еще ручной привод двери! Ее можно открыть, нужно только надавить вон на ту панель и убрать стопор. Захар потянулся к углублению, расположенному в полу у самой двери.
– Прекратите! – гаркнул на него Грац и неожиданно замолчал.
В наступившей тишине стало слышно дыхание Клюгштайна, доносившееся из динамика в стене. Захар посмотрел внутрь шлюза и заметил, что Фриц улыбался. Только никакого веселья в его улыбке не было – это была улыбка висельника, тешащего себя мыслью, что ему, в отличие от палача, не придется возвращаться назад под дождем. Рука Клюгштайна лежала на массивном рубильнике аварийного открывания люка.
– Он утащит нас всех за собой, – промямлил Лившиц. – Он так сказал.
– Дайте же ему, наконец, сказать! – вскрикнула Герти.
Улыбка Клюгштайна стала шире и… живее.
