– Да, – промурлыкала Гертруда, – возле большой мохнатой планеты. Там еще были огромные красные ураганы, как на Юпитере. А мы висели около ее исполинского спутника, холодного и мрачного, и искали там условия, пригодные для жизни.
– И не нашли, – кивнул, соглашаясь, Захар.
– Ни условий, ни жизни. И ты был холоден, как тот спутник. И столь же безжизненный.
– А ты обращала на меня внимание? – удивился Захар. – Еще тогда?
– Я всегда и на всё обращаю внимание, – неопределенно ответила Герти. – Ты же меня в упор не видел. Я же для всех вас всегда была своим в доску парнем.
Захар посмотрел на нее, но в темноте не разглядел выражения лица. Она шутила или действительно тайно пылала к нему чувствами еще с первой их встречи?
– Ты совсем не «парень в доску», ты милая и… нежная… – слова совсем не те, какая-то глупость лезла в голову. Он не знал, как выразить то, что чувствовал.
– Перестань, – она прижалась к нему плотнее. – Я такая, какая есть. Мне нравится быть незаметной.
Она сладко потянулась, а потом ее рука скользнула под одеяло, легла ему на живот и начала медленно опускаться, гладя кожу нежными тонкими пальцами. «И никакой она не парень, совсем даже наоборот», – подумал Захар, наклоняясь и целуя ее.
– Мне кажется, если мы всегда будем вот так, вместе, вечность не закончится. Все время в мире будет наше. И гори этот космос со всеми инопланетными кораблями, вместе взятыми.
Она легла на спину, а Захар склонился над ней, губы их слились в страстном поцелуе, руки не находили покоя, стараясь вобрать в себя как можно больше друг друга.
И в этот момент громоподобный голос Граца провозгласил, казалось, отовсюду сразу:
– Всем! Экстренный сбор в рубке!
– Черт бы его побрал! – сказал Захар, отдав «Зодиаку» команду плавно увеличить освещенность каюты. – Нужно выдрать с потрохами эту систему голосовой связи.
– Ты заметил, – спросила Герти, выбираясь из-под одеяла и нехотя натаскивая на себя одежду, – что Грац не пользуется вирт-связью?
– Еще как заметил. Может, не пойдем?
Гертруда посмотрела на постель, потом на Захара и, подойдя к нему, поцеловала. Он перестал застегивать рубашку, решив, что, пожалуй, пошел этот Грац вместе со всей остальной командой, его руки сами собой легли на стройное тело Герти, пытаясь снять с него мешковатую одежду. Но она неожиданно оттолкнула его. Лицо ее вдруг сделалось суровым и жестким.
– Нет, пойдем. В вечности хорошо, но время нам, к сожалению, не подвластно, – сказала она и вышла из каюты.
– Как и пространство, – пробормотал Захар и пошел следом.
21. Побег
Маленький шарик автономной исследовательской капсулы с надписью «Аквариус» на борту летел в темноте безжизненного космоса. Словно горошина, выпавшая из стручка в ночь, катился он к неизвестности. Что встретит горошину там, в самом низу траектории? Благодатна ли почва?
Металлическая штора, закрывавшая широкое обзорное окно рубки, была поднята. Грац, скрутив в сжатом кулаке тонкую нитку микрофона, орал что-то нечленораздельное. Казалось, от его крика вибрировало даже толстое, устойчивое не только к механическому, но во многом и к лучевому воздействию стекло обзорного окна. Он, выпучив глаза так, что, казалось, они вылезут из орбит, вглядывался в непроницаемую темень, царившую за заплеванным им стеклом. Разумеется, никакой капсулы там видно не было.
Лившиц, поникший и опечаленный, сидел в кресле пилота, опустив голову на сцепленные перед собой в замок руки. Ему было все равно, он сдался. Он не противился открытым шторам, не возражал больше ничему. Что-то сломалось внутри этого упорного и настойчивого человека. После того как его нашли в беспамятстве у ангара, он стал совершенно другим. Его словно бы подменили, будто жизнь для него утратила всякий смысл. Не его собственная жизнь, а жизнь вообще.
Грац прилагал такие усилия для производства бесполезных звуков, что лицо его посерело, даже приобрело нездоровый фиолетовый оттенок.
– Бросьте вы это, – простонал Лившиц, не поднимая головы. – Все равно он не ответит.
Ничего не понимая, Захар подошел к обзорному окну, всматриваясь по направлению взгляда Граца. Герти заняла излюбленное место у консоли пульта ручного управления.
Спустя полминуты безрезультатного рассматривания абсолютной черноты Захар понял, что взгляд Граца ни на чем, собственно, не сфокусирован. Обычные рефлексы – посмотреть в окно.
– А что случилось-то? – спросил Захар, улучив секунду тишины, когда Грац переводил дыхание.
– Вон, – Лившиц поднял голову и, не разнимая рук, ткнул ими в сторону экрана радара.
На фоне невнятного марева эфира отчетливо выделялась маленькая яркая точка, медленно движущаяся в сторону того марева.
– Это что, ИК? – спросил Захар.
Внеземелец кивнул и снова уронил голову на руки.
– «Аквариус». Фриц рванул туда. К братьям по разуму, – донесся его приглушенный голос.
– Ага, – зачем-то произнес Захар и сел в свободное кресло.
Нет, он решительно ничего не понимал. Пусть Клюгштайн шпионит в пользу этих, из каменного корабля, но с какой целью он туда полез? За указаниями?
Кибертехник тихонько захохотал, представляя процесс передачи универсального носителя из покрытых слизью зеленых щупальцев пришельцев в… в обрубок Клюгштайна. Запись, естественно, сделана в универсальных математических кодах.
– Ты чего? – спросила Герти.
– Ничего, – сказал Захар, продолжая улыбаться. – Так, мысли разные.
– Грац, да перестаньте же вы орать, наконец, – взмолился Лившиц. – Сил же больше никаких нет. Он все равно вас не слушает. Если вообще слышит – связь можно отключить.
Захар понял, чем был занят Грац, – доктор призывал биолога вернуться. «Немедленно возвращайтесь!» – вот что он кричал.
– Р-р-распустились, – пророкотал Грац и, тяжело вздохнув, сел.
В целом он, конечно, прав, Захар был с ним согласен. Никакой дисциплины на корабле. А какая тут может быть дисциплина – корабль смертников, делающих вид, что они на курорте или в виртуальности с инопланетными кораблями развлекаются. Сколько они здесь – пять дней, шесть? Захар понял, что потерял счет времени. Им всем все равно. Пребывание землян в этой космической чаще только началось, ресурса «Зодиаку» хватит еще на несколько месяцев вполне комфортного существования, а что с экипажем? Разброд и шатания. Каждый сам по себе, нет целей, нет повода жить дальше. Все хотят жить, но никто не знает – зачем.
У корабля ресурс большой. У людей маленький.
– Его нужно остановить, – сказал Захар. – Он же не в себе. Я был у него в лаборатории полдня назад. Он что-то бормотал о бактериях. Странности в них какие-то искал.
