Они, черт возьми, манипулируют нами. Все эти взгляды, страхи Герти. А у Клюгштайна что? Не иначе – голоса в голове. Сообщают ему, что нужно делать в следующий момент. Что они обещают ему за четкое выполнение распоряжений? Райские кущи? Вечную жизнь?
– Какие у них могут быть цели?! – воздев руки кверху, провозгласил Клюгштайн. Воздевал он их, руки, по всей видимости, к небу. Но за неимением такового, смотрелось это комично. – Чем они могут их ставить, где эти цели могут рождаться?!
– А где цели рождаются у нас? – спросил Захар.
Клюгштайн посмотрел на кибертехника, словно тот сказал что-то ужасно крамольное. Широко открытыми, немигающими глазами.
Захар, глядя на биолога, в этот момент подумал, что Фриц сильно сдал. После случая в тоннеле. Куда-то улетучились его веселость и беззаботность, о которых ходили легенды в научной среде. Вселенская доброта и участливость остались, но и они приобрели странный оттенок жалости и обреченности. Ему было жалко всех априори, словно остальные чувства не имели смысла.
А давно ли он сам смотрел на себя в зеркало? Что-то странное происходило здесь с людьми, будто черный космос стремительно высасывал из них силы. Лишал жизни, не делая их мертвыми. Что-то странное и страшное творилось здесь. Или космос ни при чем? Может, виной всему слишком разгулявшееся человеческое воображение? То, что порождает цели и дает стимул для их выполнения.
– Откуда мне знать, – устало махнув рукой, сказал Клюгштайн. – Вам, Захар, видней: с мотиваторами обычно кибертехники управляются. Мы знаем, как нейроны хранят информацию, но не знаем, что они с нею делают. Не вам мне рассказывать – ни один из так называемых искинов не дотянулся до состояния разумности. Всего лишь компьютер, умеющий разговаривать.
Что же им надо от землян? Инопланетянам с Хозяина Тьмы. А ведь Захар уже почти уверился, что инопланетный корабль мертв.
– К чему я все это говорил? – Фриц потерял нить разговора. Он всегда был рассеянным, но сейчас это качество явно усилилось.
– Вы говорили, что в целях бактерий что-то меняется, – подсказал Захар.
– Ах да. Именно так. Вы не поверите, Захар, на несколько секунд все бактерии замирают, будто слушают что-то, а потом неуловимо меняют поведение. У них активируются новые гены, производятся новые ферменты. Они что-то делают там, в чашках. Только я никак не пойму что.
– Что значит – они что-то делают? Целенаправленно?
– Вот именно. Это происходит со всеми микроорганизмами. Во всех колониях. Независимо от вида. Складывается впечатление, что им кто-то подсказывает, что нужно делать. Направляет их действия. Потому что я не вижу никакого смысла в их поведении, оно не укладывается в статистическую вероятность, химией это не объяснишь. Вот, – Клюгштайн заставил киберов снова поменять склянки, – здесь хорошо заметно.
Изображение плавало из стороны в сторону. Потом остановилось – очередные сонмы бактерий, приправленные россыпью спор. А между всем этим добром едва-едва просматривалось какое-то ажурное, почти бесплотное образование.
– Что это такое? – спросил Захар, вглядываясь в картинку.
– Не знаю. Они производят это, хотя все усилия колонии должны быть направлены на спорообразование. Здесь я создал им совершенно непригодные для жизни условия, но вместо того чтобы, хорошенько подготовившись, образовать как можно больше L-форм, две трети усилий колонии идет на производство этой штуки. И, знаете, похоже, споры встраиваются в ее структуру. Посмотрите, какой они образуют правильный рисунок.
Рисунок действительно получался неестественно правильным. За редким исключением споры были аккуратно уложены в красивый орнамент, четко вплетаясь в эфемерную структуру, построенную бактериями. Хотя, если вспомнить фрактал «тонких палочек», ничего волшебного в этом нет.
– Так быть не должно? – поинтересовался Захар.
Клюгштайн отрицательно покачал головой и спросил:
– Может, мы зря лезем туда?
Вопрос риторический. Нужды переспрашивать куда, нет – и так ясно, что Фриц имеет в виду корабль чужих. Возможно, он прав. Все больше непонятного происходило здесь, в стенах привычного и такого земного «Зодиака». А с Хозяином Тьмы почти ничего не произошло, он продолжает хранить молчание.
Хотели установить контакт с инопланетянами – пожалуйста, они где-то здесь. Наверное, тоже контакт устанавливают. Тогда чего лезть внутрь этого монстра, не проще ли договориться на собственной территории?
Захар вспомнил о разобранном мозге корабля. Нужно вернуть «Зодиак» в работоспособное состояние.
– Ну, нам это в любом случае ничем не грозит, – сказал кибертехник, стремясь закончить разговор.
– Как знать? А вам известно, что мы, люди, на несколько процентов состоим из бактерий? Микрофлора кишечника, кожи. Мы же без них, – Клюгштайн указал рукой на «террасы», – не можем существовать. Они часть нас.
– Возможно, – пробормотал Захар, пробираясь к выходу. – Я к вам позже зайду. У меня еще куча дел.
Вернуть «Зодиак» в строй и как можно быстрей. И прочь отсюда. Клюгштайн определенно сошел с ума. Или одержим… не демонами, инопланетянами.
– А вы в курсе, – донесся вдогонку голос биолога, – что археи и бактерии составляют заметно больше половины всего живого вещества на Земле? Намного больше. Они успешней нас.
О чем это он? Захар на секунду замедлил шаг, ожидая продолжения. Но из лаборатории больше не доносилось ни звука. Закрыл двери? Скорее всего – вообще-то двери биолаборатории положено держать закрытыми.
«На кой черт тогда мы?» – донеслось откуда-то. Если бы Захар не был уверен, что «Зодиак отключен», решил бы, что фраза пришла по вирт-связи. Или это он услышал Клюгштайна, продолжавшего разглагольствовать за закрытыми дверьми?
Захар стремительно шел по коридору, быстрыми твердыми шагами сотрясая пол. Он пролетел мимо двери в каюту Граца. Но что-то заставило его остановиться. Кибертехник постоял, раздумывая, что же показалось ему странным, а потом вернулся.
«Зодиак» подождет – лишняя пара минут все равно ничего не решит. А вот выяснить, что же происходит с экипажем, не помешает. Грац или прикидывается, или действительно не замечает, что события развиваются совсем не так, как должны. Не так, как представляли себе люди. В конце концов, Грац – врач. Может, хотя бы он прольет свет на причину массового помешательства в коллективе.
Он подошел к двери каюты доктора. Гладкая глянцевая поверхность слегка подрагивала. Словно с той стороны ее сотрясали мощные акустические удары.
Захар послал мысленный вызов Грацу, но, не получив никакого ответа, вспомнил, что вирт-связь не работает. Тогда он нерешительно поднял руку и осторожно постучал. Как в старые добрые времена.
Отчего старое непременно должно быть добрым? Захар не успел додумать фразу до конца, когда дверь резко отъехала в сторону.
В проеме, перегородив приземистым телом путь внутрь, стоял хозяин каюты. Лицо у Граца было потное и раскрасневшееся, он шумно дышал и тер руки друг о друга, будто мыл их. Что-то у него с руками было не так, но в сумраке коридора не понять что. Краем глаза Захар успел заметить, что в каюте полнейший кавардак – вещи разбросаны, на полу какие-то осколки. С кем он тут боролся?
