— В соблазнении воительниц и пагубном влиянии на них, — заявила Зирина. — Если остальные обвинения не доказаны это весомое — да.
— Что за бред? — Возмутился землянин. — Вы женщины, я — мужчина. Это природа, которой ты тут кичилась. Природа лучше комнат, как и секс лучше искусственного оплодотворения. Или я не прав?
— Для Совета это ересь, — произнесла с грустью.
— А для тебя?
— Ты не понимаешь, вы для нас низшие существа, недостойные и аморальные. Не ровня нам. И это наша догма.
— Чего? — Взвинтился Макс. — Да вы обычные бабы! Походу даже более тупые, чем наши. И не потому, что вы технологиями своими атрофировали мозги, а потому что мужское воспитание в вас напрочь отсутствует.
— Смело, — произнесла Тринадцатая с иронией. После дерзкого поцелуя дерзким словам уже не так удивилась.
— Ага, не исключаю тот факт, что мы вообще из одного гнезда вылезли. Из какого — нибудь центра галактики наши предки миллионы лет назад колонизировали планеты разные, развивались по — разному и вот пути наши пересеклись через эпохи. Иначе как объяснить полную совместимость? Сама не думала об этом?
— За эту ересь тебя прямо в зале суда разберут по молекулам, — предостерегла Зирина. — Не зря я решилась на разговор. В тебе много надменности, землянин Максим. И это сыграет не в твою пользу.
— А ты мне в роли адвоката здесь?
— Нет, я в составе семнадцати судей буду решать твою судьбу, и мой голос не так весом, как хотелось бы.
— То есть ты за меня?
— Да, за твою полную невиновность.
— Ну спасибо за поддержку. Однако, когда не понимаешь за что тебя хотят прикончить власти целой планеты, как — то даже страшно.
— Максим, страшиться нечего. В любом неприемлемом случае я позабочусь о том, чтобы тебя вернули обратно в твой родной мир, — обнадёжила Тринадцатая, понимая, что если на суде Макс выдаст страх — это обернётся против него.
Ощущая свою уязвимость, землянин не находил больше слов.
— Ты должен отрицать свою вину, — продолжила женщина после недолгого молчания. — Ваша половая связь с Двести девятнадцатой будет, как главное доказательство. Но ты должен отрицать, что соблазнил её. Скажешь, что это сделала она.
— Но ведь это неправда, — бросил Макс, вспоминая Сейлор с теплом на сердце. — Получается, либо она, либо я?
— Да.
— И что с ней будет, если я так скажу?
— Публичное наказание, может что — то весомее. Но вряд ли смерть.
— А что с Сарой? Как она? — За неё землянин переживал больше, чем за Лену. Да даже потому что её ещё на Луне заточили, а потом гнали до самого прыжка. Лена же по факту случайно оказалась на борту и ровным счётом ничего плохого не сделала.
— Там всё очень тяжело, Максим, — не стала юлить Тринадцатая. — Скорее всего тебе придётся свидетельствовать и по её делу. И тут я прошу тебя не поддаваться на провокации, если даже между вами что — то было — это не должно всплыть. Если же признается она — скажешь, что твоей вины в этом нет. Она много натворила дел, тем оттолкнула всякую поддержку членов Совета.
— Получается, я должен валить всё на ваших женщин? — Фыркнул Макс.
— Да. И лишь потому что ваши наказания при этом несоизмеримы.
— Но это же не по — мужски, — сник землянин.
— Я не совсем понимаю этого выражения, — призналась Тринадцатая.
— Ещё бы, — усмехнулся Рябой горько. — Где вам понимать, если забыли, что такое настоящий мужчина.
— У меня всё, — вдруг бросила Тринадцатая властно и понялась.
Макс поднялся следом и протянул обе руки для объятий.
— Спасибо, — произнёс чувственно.
Зирина посмотрела с подозрением, предвосхищая подвох. Но изобразила тот же жест, предполагая что — то вроде рукопожатия. Землянин подался и обнял двухсотлетнюю бабулю, прижав к себе нежно и крепко, чтобы не оттолкнула сразу. Мясная грудь уперлась в его, на твёрдую теплую талию легли его сильные руки и стали спускаться ниже. Но женщина возразила, хоть и ощутила на душе мимолётную разнеженность и тепло.
— Хватит паясничать. Отпусти.
Рябой послушно отпрял и посмотрел прямо в строгие глаза женщины, положив свои руки на её плечики. Неожиданно землянину показалось, что все барьеры между ними сломлены, или просто виски ударил в голову.
— Ты мне как мама, — выпалил с грустью. — Заботишься, переживаешь.
— Я за сохранение рода переживаю, не обольщайся, — отметила жёстко, но руки его с себя не смахнула. — Да, ты мне симпатичен, но это больше научный интерес. Я рассчитываю ещё поработать с тобой.
Землянина, как током шибануло, и он убрал руки. А женщина улыбнулась с хитринкой, заметив его реакцию. Колебать чувство собственного достоинства мужчины ей показалось забавным делом. Но она этим не тешила своё самолюбие, сетовала на чисто научный интерес в изучении психологии противоположного пола.
— Зирина, ты такая… такая мудрая женщина, — выпалил Макс.
— Удачи тебе, — произнесла на выдохе Тринадцатая и в комнату вошли три куклы с фиолетовыми глазами.
Пленника вернули в камеру и вскоре выключили свет, намекая на время отдыха. Как вскоре выяснилось, решим дня для аборигена был отдельный, приближенный к земному. Ибо на Радуге продолжительность дня и ночи отличалась и не была постоянной. А уж с сезонами вообще была беда. Зима наступала, когда солнце заходило за пояс астероидов. Она была короткая и при этом температура снижалась незначительно. Поэтому жители на поверхности круглый год, что составлял примерно три земных, ходили в летней одежде и не имели понятия, что такое снег. Даже на полюсах всегда стояла плюсовая температура, одной из причин тому — поверхность покрывал сплошной солёный океан.
Почти месяц в земном исчислении Макса продержали в заточении на сухом пайке и воде. Но Рябой не сдавался и не отчаивался. Отжимался и приседал в камере, поддерживая форму. Много думал о словах Зирины. Пытался общаться с девочкой, что приносила еду. Но та молчала и тряслась, тряслась и молчала, пряча свои большие карие глаза от прямого наглого взгляда мужчины.
* * *
Совет заседал во дворце столичного города. В намеченное время Макса доставили в закрытом транспортнике связанного по рукам и ногам, как самого опасного зверя. Так что он не сумел в полной мере насладиться чудесными видами поверхности планеты за три часа полёта. Зато ощутил в полной мере перегрузки, связанные со снижением и ускорением в плотных слоях атмосферы.
На площади, куда сел транспорт, стояла дневная жара и лил радужный свет. Когда Макса вытащили наружу три пары цепких рук и поставили ногами на мрамор, он прищурился, ибо на глаза начал давить весь арсенал ослепительного спектра. Конечно, он успел увидеть спиралевидные дома вдалеке, и совершенно неуместного здесь вида монументальную стену дворца из шершавого мрамора, словно всё покрыто наждаком. Даже рассмотрел клумбы диковинных белых роз, что расположились по обе стороны вдоль пути до огромной треугольной арки. Но это отразилось вспышками, непроявленной плёнкой и болезненной чернотой. Глаза пришлось прищурить и идти уже вслепую, куда вели на привязи конвоиры.
