Поворачиваю голову, уловив движение в коридоре.
Дед, одетый в старый и потертый рабочий комбинезон, рассматривает меня с изумлением на бородатом лице.
Ну, началось…
— На общественном транспорте, — сообщаю я очевидное.
На чем же ещё?
Пока она жила в его доме, у нее был свой водитель. А ее муж был слишком занят, чтобы хотя бы один раз отвезти ее к врачу самолично. Водил своих подруг по ресторанам, просто весь в делах.
— Она что, без телефона уехала? — слышу угрозу в его голосе.
Этот вопрос и меня саму очень интересует! Вообще-то, она уже должна была вернуться.
— А что, на нее это не похоже? — намекаю я на то, что он о ней ни черта не знает.
И судя по всему, я попала в точку.
— Что за стационар? — лает он в трубку.
Не отвечаю, потому что в комнате за спиной деда раздается оглушительный треск.
— Садовая восемь, — срываюсь я с места вслед за дедом.
Я ответила только потому, что и сама волнуюсь. Она могла застрять в пробке, но черт! Сейчас мне хочется на маму хорошенько накричать.
— Ах ты ж гаденыш… — трясет пальцем дед.
Заглядываю в комнату через его плечо, прижав к груди телефон.
— Э-э-х… — сокрушается дедуля.
Мимо со сверхзвуковой скоростью проносится маленькая чёрная тень, а на полу валяется большущая новогодняя елка и разлетевшаясь на осколки макушка, которой было лет пятьдесят, не меньше…
— Эмм, досвидания, — поспешно бросаю в трубку. — У нас тут… в общем елка упала.
Входная дверь открывается, являя присыпанную снегом маму. Она стряхивает его с рыжего меха свой шубы, которую дед в прошлом году откопал где-то на чердаке.
Почему-то эта находка их обоих очень обрадовала. Длина явно не рассчитана на мамин рост, эта вещь не ее. Это бабули.
— Что у вас упало? — переспрашивает Барков-старший.
— Елка, — выдыхаю с облегчением. — И мама нашлась. Так что… не парьтесь. Хорошего дня.
Быстро кладу трубку и убираю телефон в карман джинсов.
— Дед приехал? — устало спрашивает мама, разуваясь. — А ты почему дома?
Она немного бледная. И вялая.
Так нельзя!
— Прогуливаю, — помогаю ей раздеться. — Дед ёлку привез.
Заглядываю в пакет с продуктами, стоящий на полу.
— Зачем? — пеняю ей. — Я же сказала, что сама схожу.
— Я не инвалид, — говорит она все так же устало. — Ты мой телефон не видела? Сунула куда-то…
Я начинаю терзаться, пытаясь решить — стоит ли говорит ей о звонке Баркова-старшего или нет?
Я не знаю, звонил ли он до этого. Кажется, нет. Я уверена, что Барков-старший — это ее ошибка. До него у нее тоже была ошибка. Ей вообще с мужчинами не везет, а этот уж точно не для неё. Я хотела помочь ей оформить заявление на развод, но у неё всегда находятся дела поважнее.
Оставив телефон в своем кармане, решаю не волновать ее лишний раз.
— Ольга, — кричит из комнаты дед. — Ты Аленушку не видела? А то тут какая-то в парике околачивается.
Мама кусает свою очень увеличившуюся губу, поднимая на меня глаза.
В них пляшут смешинки, а потом появляется сочувствие.
— Он просто ничего не понимает, — успокаивает она.
— Очень смешно, — бормочу себе под нос.
Подняв с пола пакет, волоку его на кухню, на ходу прикидывая, что она собиралась готовить, исходя из ингредиентов.
— Что за погром? — смеётся мама, а с узкого кухонного подоконника на меня смотрит Черный.
— Допрыгался? — спрашиваю, разбирая продукты.
Мой собственный телефон вибрирует в кармане.
«Ты тут?», — очень настойчиво интересуется Анька.
Настойчиво, потому что слишком много восклицательных знаков.
«Да», — отвечаю ей.
«Барков бросил свою кикимору!», — захлебывается словами подруга.
Мое сердце подскакиваешь к горлу и разгоняется мгновенно, а щеки начинают полыхать.
Бросил?
Мне все равно. Все равно. Все равно…
Сглатываю, следя за бегающими точками, означающими, что мой собеседник печатает.
«Ну или она его», — продолжает Анька. — «Вообще никто ничего толком не знает. Говорят она уже два дня на пары не появляется. Вроде у неё там депрессия. Но это так, слухи.»
Я даже не спрашиваю, откуда у неё информация. Она заседает в одном чате, куда меня не взяли, потому что он только для «своих», а ее туда позвала двоюродная сестра…
«Ты ещё тут?», — читаю я.
«Да», — отвечаю, ненавидя себя за то, что пишу следом. — «И что? У него теперь новая телка?»
Перед глазами возникают черты ненавистного лица. Глаза, нос, скулы. Губы, о которых я мечтала, как дура. И чертовы кубики на его животе. О них я тоже мечтала. И о том, что он прижмет меня к своему большому и очень сильному телу… возьмёт за руку. Поцелует. Именно он, а не кто-то другой.
Я мечтала быть на месте этой Леры.
Не хочу о нем ничего знать.
«Кирилл говорит, что нет», — отвечает на мой вопрос подруга.
«Ань, мне нужно маме помочь», — вру я. — «Не пиши мне про него, ладно?»
Она молчит целую минуту, а потом печатает:
«Как скажешь. И… у тебя классная прическа. Просто, ну знаешь, непривычно»
Отправив ей смайлик, откладываю телефон. Пытаюсь возобновить разбор продуктов, но теперь все валится из рук!
Я просто мазохистка. Неисправимая.
Глава 12
— Может в кино тогда? — тянет Ваня — мой сокурсник и бывший одноклассник. — Ну будь другом, Морозова.
Развалившись на соседнем стуле, он залипает в своей игровой приставке, деля внимание между ею и мной.
— Нет, — рисую бессмысленные зигзаги и круги в своей лекционной тетради.
— Ну хочешь в кафешку сходим? Или на ватрушках покатаемся?
Я не хочу на ватрушках. И в кафешку не хочу. По крайней мере не с ним, это точно. Когда парень предлагает тебе совместное времяпрепровождение, потому что ему надо позлить свою настоящую девушку — это повод задуматься о многих вещах в жизни.
Когда я дошла до уровня липовых девушек?
Как хорошо, что сегодня мне практически на все плевать. Сегодня Новый год, и я планирую войти в него очищенная от всяких посторонних мыслей. Сконцентрироваться на учебе и на своем светлом будущем. Кажется мне светит стать исполнительной трудоголичкой, на которой все будут ездить.