И он тихо вышел в коридор. Через несколько минут, когда его шаги стихли в коридоре, Амлон вскочила, словно сбросила оцепенение и кинулась в сад. Туда, где она нашла поляну с небесниками, туда, где можно побыть одной и не сойти с ума. Быстрей! Слёзы душили.
Она не помнила, как сбежала в сад, очнулась только упав на колени и зарывшись лицом в такие близкие, такие родные цветы, отзвуки далёкой родины. Больше ничего она не унесла из дома, кроме воспоминаний. Всевышний, пожалуйста! Амлон молилась так, как никогда, наверное, за всю свою жизнь. Одинокая, потерянная, но не сломленная, она надеялась, что не сломленная.
Эмет
Зачем он напугал девчонку? Эмет сам не мог бы сказать. Она будила в нём воспоминания, вызывала странные чувства. Пожалуй, он даже злился на неё. Хотя злость – это роскошь, которую визирь самого шейма не может себе позволить. Его разум и сердце всегда должны оставаться холодными, иначе будет слишком больно. Этому его научил Повелитель. Он виртуозно играл на его детских привязанностях. Шейму доставляло особое удовольствие то приближать к себе Эмета (тогда ещё чужеземного мальчишку с другим именем и ненавистью к захватчикам), то отталкивать от себя, уничтожая всё, что ему дорого, забирая друзей, казня или отправляя в ссылку всех, к кому он посмел проявить хоть какую-то привязанность. Идеальное оружие, острая стрела, пропитанная ядом недоверия и ненависти. Таким мыслил его шейм, но не подумал, что стрела однажды обратиться против него самого, если сохранит хотя бы толику воспоминаний.
Эмет вздохнул и сжал губы. Он был уверен, что Повелитель захочет отобрать и эту девчонку. Все поданные для него лишь игрушки, разменные фигурки на доске. И он никак не сможет её защитить. А значит нет смысла и в привязанности. Но Амлон будила в нём воспоминания, всё то, что было так надёжно похоронено. Он был уверен, что надёжно, до последних дней. Может быть, он найдёт какой-то выход и попробует на этой доске переиграть Повелителя. Его партия сейчас пока ещё будет проиграна. Но если попытаться чуть позже… Он ведь тоже уже не испуганный мальчишка. Эмет довольно улыбнулся. Надо готовиться к свадьбе.
Амлон
Утро в день свадебной церемонии выдалось неожиданно пасмурным. Так что Амлон даже не поверила, увидев обычно яркое небо, затянутое тучами. Ей показалось – это хорошее предзнаменование. А может быть просто хотелось в это верить.
После очень раннего завтрака, Ирис отвела её в купальню, но понежиться в тёплой воде не дала.
– Надо спешить, госпожа. Сейчас прибудет дарам-гасса, а потом госпожа Камилле. Я помогу вам помыться. – У Амлон не хватило духа отказать. Она боялась остаться одна, наедине со своими мыслями.
После мытья, Ирис всё-таки втёрла в кожу ненавистные благовония.
– Так господин приказал, – ответила на невысказанный вопрос.
В комнате её уже поджидала дарам-гасса, которая заставила примерить платье, а потом позвать господина визиря, чтобы он одобрил. Амлон чувствовала себя куклой, игрушкой. И хотя в зеркале, которое ей поднесла портниха, отражалась красивая, наверное, по восточным меркам девушка, она не осознавала, что эта красавица и есть она.
Господин визирь вошёл как всегда неслышно. Миг – и он уже стоит возле неё. Амлон подняла глаза и встретилась с ним взглядом. И снова ей показалось, что она упускает что то очень важное. Но она так и не смогла понять что.
Несколько секунд он смотрел на неё, а потом приказал:
– Не забудьте надеть на неё покрывало.
– Но, господин! – Осмелилась возразить дарам-гасса, – мы не готовили покрывало к этому платью.
– Так подготовьте! Разве у вас не найдётся куска ткани? – Господин визирь ещё раз пристально посмотрел на неё и вышел.
– Великий и вечный Аим! – Запричитала портниха. – Господин хочет испортить всю вашу красоту! Повелитель, да живёт он вечно, милостию своей разрешил женщине на свадьбе быть с открытым лицом, дабы все видели её красоту. А господин визирь хочет скрыть её от нас!
Амлон ещё раз внимательно посмотрела на себя в зеркало. Покрывало, так покрывало. Но где-то в глубине души ей даже стало легче, когда она узнала, что шейм и его многочисленная свита не будут смотреть на неё так, что от этих взглядов хочется сгореть со стыда. Как тогда, в самый первый раз. Вспомнив об этом, она вздрогнула. Наверное, она никогда не сможет привыкнуть к своему положению и смириться, как Ирис.
Правда, интересно, почему господин визирь не хочет похвастаться ею перед всеми? Стыдится рабыни? Или у него для этого есть какая-то другая причина? При мысли о нём ей как всегда становилось дурно.
– Ва Аим! Какая же ты красавица! – Отвлёк её голос Камилле. – Я же тебе говорила, что тебя ждёт хорошее будущее, а ты не верила. Стать женой господина визиря – да о таком только мечтать можно!
Камилле говорила и говорила, не замечая недовольную и обиженную дарам-гассу и Амлон почему-то становилось чуть легче на сердце. Эта добрая и сердечная женщина со своим, правда, понятием о счастье, почему-то навевала воспоминания о доме. Тёплый ветерок, дующий с моря, запах нехитрой еды и бодрый голос тёти Эрин. Вот кого напомнила ей Камилле – тётю. Неунывающую, вечно радостную и бодрую. Где теперь она? Жива?
Дарам-гасса ушла, демонстративно выложив на стол покрывало, а Камилле продолжала болтать, искусно укладывая волосы. Она рассказывала про свадебную церемонию, а потом плавно перешла к своему детству, в небольшой деревушке возле Ирхана в маленькой лачуге, ничуть не похожей на дом своего сына, где она теперь жила фактически из милости. И Амлон послышалась в её голосе тоска. Да. Как ужасно родиться женщиной в этой проклятой стране! Вот в Тарсе совсем другое дело… Она вздохнула и почти забылась в воспоминаниях, когда резкий голос едва не заставил подскочить на месте, сразу вернув в реальность.
– Вы подготовили мою невесту?
Господин визирь шагнул в комнату, и Амлон сразу стало тесно, словно нечем дышать.
– Да, господин, – склонилась в поклоне Камилле.
– Откинь покрывало! – Амлон со вздохом подчинилась, понимая, что этот приказ предназначен ей.
Господин визирь осмотрел её. Она стояла, не поднимая глаз, снова чувствуя себя рабыней, выставленной на продажу.
– Хорошо, – вынес он вердикт, потом хлопнул в ладоши. В комнату вбежала служанка, не Ирис, другая. – Принеси шкатулку из моего кабинета.
– Слушаюсь, господин. – Через несколько минут она вернулась со шкатулкой. Визирь отпустил её, открыл шкатулку и достал из неё нечто, украшенное драгоценными камнями.
– Камилле, надень это на неё.
Амлон передёрнуло от тона этих слов. Её будущий супруг даже не называет её по имени, обряжая как куклу, как игрушку, чтобы потом наиграться и бросить. Не о такой свадьбе она мечтала когда-то. У неё задрожали губы. Только не расплакаться! Нельзя!
Пока она пыталась справиться со слезами, Камилле, ахая от восхищения, ловко надела на неё нечто похожее на диадему. Искусная, сплетённая, казалось, из тончайшей серебряной паутины и украшенная красными камнями, она необычайно подходила к свадебному платью.
