Рей стоял рядом с бюстом, и рука его, частично скрытая закатанным до локтя рукавом рубашки, лежала рядом с глиняной рукой «Мастера». Кирстин думала, что сходит с ума, но эти две руки были похожи как две капли воды. Даже венка, бежавшая от локтя к запястью, извивалась у «Мастера» так же, как у Рея на руке.
– Кирстин! – позвал тот, убирая руку и подхватывая любимую, будто опасался, что та упадёт. Кирстин и в самом деле с трудом держалась на ногах.
– Ты… – выдавила она, но больше ничего сказать не смогла. Дёрнула Рея за руку, пытаясь снова положить её рядом со своим изваянием, и тут до Рея дошло.
– Кирстин, мне страшно за тебя, – сказал он, разворачивая девушку так, чтобы та больше не видела бюст.
– Твоя рука… как его.
– Ты видела его руку?
Кирстин быстро замотала головой.
– Я чувствовала её, Рей. Тебе не понять. Я несколько месяцев не видела вообще ничего – только слышала и осязала. И ко мне приходил только он. Весь мой мир сузился до него.
Кирстин впилась пальцами Рею в плечо и тяжело дышала.
– Не понимаю… – прошептала она.
– Зато я понимаю, – спокойно сказал Рей, всё так же прижимая её к себе и поглаживая по волосам. – И мне лестно, Кирстин, что хотя ты и не хотела этого, твоя работа оказалась посвящена мне. Говорят, так бывает у творческих людей.
Кирстин, нахмурившись, запрокинула голову, чтобы заглянуть ему в лицо.
– Изображая Мадонн и муз, скульпторы прошлых эпох неизбежно придавали им лица своих возлюбленных. Возможно, потому, что это был самый прекрасный лик, который они могли представить себе.
Кирстин молчала. Она не была уверена, что это так, но другого объяснения найти не могла.
Поймав руку Рея, она изучающе провела по ней кончиками пальцев. От этого прикосновения от запястья к локтю пробежал ток, и, подняв глаза, Кирстин увидела, что взгляд Рея тоже слегка затуманился.
– Наверное, мне не стоит лепить его вообще, – сказала наконец она. – Я хочу, чтобы мне позировал ты, Рей. Это будет в сто раз интересней, чем всё остальное, что я смогла бы слепить.
Кирстин поймала губы Рея и втянула того в долгий, нежный поцелуй.
Рей вовсе не испытывал той уверенности, которую хотел показать.
Он не испытывал уверенности вообще ни в чём.
Когда случилось происшествие с несчастным белком, Рей даже не разобрался до конца, что произошло, но теперь, наблюдая за тем, как растёт вылепленный Кирстин торс, он всё отчётливей понимал, что любые возможные ассоциации с прошлым пугают её – но исключить их из обыденной жизни никак не мог: можно было избавиться от протеина и перейти на апельсиновый сок, но Кирстин боялась темноты, а устроить для неё вечный день Рей не мог.
Во сне Кирстин жалась к нему и никогда не ложилась раньше, чем Рей возвращался домой, если тот вечером уходил куда-то без неё.
Иногда она шептала в полудрёме:
– Не отдавай меня ему, Рей.
Рей только стискивал зубы и прижимал её ближе к себе.
«Кому: «ему»?» – с горькой усмешкой хотел спросить он, но мог только молчать. Иногда он всё же целовал Кирстин и так же негромко шептал ей на ухо:
– Кристи, я люблю тебя. Ты всегда будешь только со мной.
И, как ни старался Рей избежать вранья, получалась очередная ложь.
Жизнь, которую он вёл вместе с Кирстин, была совсем не той, к которой Рей привык. Он несколько месяцев не появлялся на вечеринках и в свете, не говоря уже о том, чтобы поехать в модельное агентство или, тем более, на Тодос. Он не виделся с друзьями – даже Майкла видел с начала лета всего несколько раз, из них половину по скайпу и только чтобы поговорить о делах.
Рей в самом деле хотел, чтобы Кирстин была с ним. Всё время с ним. Ночью и днём. Он боялся отпустить её от себя даже на миг, опасаясь, что что-то произойдёт, и он уже не увидит её. Но и настолько кардинально менять свои привычки Рей был не готов.
Он понимал и то, что Кирстин действительно нужно продолжить обучение, но никакой из возможных вариантов его не устраивал. Рей не был готов возвращаться к общению через интернет, с тем чтобы видеться вживую раз в полгода. Всё чаще приходила ему в голову мысль о частном учителе, но оставлять Кирстин наедине с кем-то, позволять сходиться так близко – он не хотел.
Рей отчётливо ощущал, что Кирстин «любит» его лишь потому, что, как он и сказал, рядом не было никого другого. Никого, кто мог бы защитить её. Никого, кто думал бы и заботился о ней.
То, что девушка очень одинока, Рей понял уже давно. Его ничуть не удивило то, что Кирстин не спешит возвращаться к семье или хотя бы списываться с ней. Всё, что рассказывала ему Кирстин об отце и друзьях, говорило о том, что последние ничего для неё не значат, а первый никогда не примет – как не принимал Рея и его собственный отец.
В этом состояла одна из причин, по которой Рей считал, что Кирстин адаптируется в новой среде – с Кагертом или кем-то ещё. И теперь проклинал себя за то, что оказался прав.
Кирстин нечего было терять – и она льнула к тому, кто её купил, как к единственному источнику тепла. Но овладевшая Реем мания за прошедшие месяцы ничуть не стала слабей, и, получая очередную близость, он всякий раз понимал, что хочет ещё. Простой привычки для него было мало.
Никогда Рей не задумывался о том, что испытывают к нему его любовницы. Каждая была просто телом, на которое Рей отводил несколько часов. С Кирстин всё шло наперекосяк с самого начала. Один тот факт, что ради минуты близости с ней Рей обходился без секса вообще чуть ли не год, уже поражал его самого. И Рей не мог бы сказать, что не хотел. Не столько каких-то конкретных людей, сколько самого драйва минутных отношений, результатом которых был быстрый всплеск эмоций – и полное забвение на следующий день.
Но Кирстин стала марафоном, который Рей хотел добежать до конца, хотя порой и задумывался с опаской – есть ли вообще у этого маршрута конец? Что будет с ними через год? Что будет, когда он выпьет Кирстин до дна?
Эти мысли не задерживались в его голове надолго. Но и жажда острых ощущений никуда не девалась.
Чем дольше длилась осень, тем более Майкл подливал масла в огонь.
– Тебе не надоело прятаться в болоте загородных домов? —интересовался он каждый раз, когда появлялась возможность соскочить с деловых тем.
Рей морщился. Ему надоело. Ещё как. Если Швейцарию он в самом деле любил, то шато, как и лондонский дом, были скорее данью собственному тщеславию. Он хотел иметь старинный особняк – вот и всё.
Теперь же переговоры во Франции подходили к концу, но Рей медлил с отъездом, потому что здесь было место для размещения студии Кирстин, в то время как в городских квартирах о лепке приходилось забыть.
И всё же в конце октября он сорвался и поддержал идею Майкла «выгулять яхту».
