В сонном поезде больше не было ни единой души, не было дверей, да и стоп-крана не имелось. Зиновьев уже примерился выскочить в окно, но домики, краны, весы на рыночной площади вдруг начали красиво взрываться, точно как в компьютерной игре. Вентспилс исчез в дыму, а депутат проснулся, тяжело дыша и даже вроде бы крикнув.
Сонная Надя спросила:
– Снова кошмар? Рассказывай.
Зиновьев начал пересказывать сон – звучало на редкость глупо.
– Любые сны о поездах – это сны о смерти, – зевнула Надя. – Но всё будет хорошо. Спи давай.
Уснуть не получалось, было уж слишком жарко. Кондиционер в спальне Зиновьевы на ночь выключали, потому что у Нади открывался аллергический насморк. Депутат перешёл вместе с мокрой от пота подушкой в гостиную и до рассвета читал новости в Сети. В семь утра его всё-таки прибило ко сну, и домработница Флюра, ступив в гостиную с пылесосом, крепко перепугалась: депутат лежал на диване в трусах и громко храпел, а перед ним чернел уснувший ноутбук.
К девяти утра, после полулитра кофе, Зиновьев отчасти пришёл в себя (опять вспомнился сон про конвейер!). Водитель Юра ждал его в холодной, как из погреба, машине.
– На улице прям сауна, – сказал водитель, добавляя кондиционеру мощности.
Обычно Зиновьев с удовольствием болтал с Юрой, но сегодня ему едва хватило сил, чтобы кивнуть. Он был трезвомыслящий человек: в мистику не верил, но те ночные слова Нади, сказанные как бы случайно, ранили в нём глубоко скрытое. Сон о смерти!
Депутат пока что не хотел умирать.
А вот Наде снились совсем другие сны – каждому по заслугам, усмехнулся Зиновьев, с вялым интересом разглядывая двух полуголых девушек, переходящих улицу. Мода в этом году была и так-то беспощадная – красотки разгуливали по городу чуть не в нижнем белье, – а жара всё это лишь усугубляла. Без лифчиков обе, отметил депутат. Та, что повыше, – в обрезанных шортиках, так бы руку и запустил…
Так вот, Наде снились не кошмары, а комедии: то она готовит фаршированные перцы для Путина, то вдруг получает в американском консульстве отказ с формулировкой «Вы не можете въехать, потому что представляете собой пролетарскую угрозу». Даже эротические сны у жены были с юморком.
– Я работаю в театре, играю в детском спектакле Мальвину и сплю за эту роль с режиссёром, а он играет Буратино. И я говорю ему: «Буратино, не суйте нос в чернильницу!»
Надя была не актрисой, а психологом по второму диплому, филологом – по первому и отличницей по жизни. Верный друг и самая любимая, какие бы там шорты ни вклинивались, женщина. Заботливая мама Никиты, теперь уже одиннадцатиклассника.
Зиновьев всегда помнил о том, как ему повезло.
Водитель устал молчать и на очередном светофоре спросил:
– Как себя чувствуете, Олег Сергеевич?
– Да так как-то, – честно сказал депутат. – Убавили бы нам градусов двадцать, было бы самое то.
– Ну так скоро вроде похолодает. Я что сказать хотел, Олег Сергеевич… У моего Васьки одноклассник, там серьёзная проблема с матерью.
Водитель кашлянул, не решаясь продолжить.
– Что за проблема, Юра?
– Ну это, сидит она вроде. И пацан остался совсем один. Из квартиры его выкинули.
Васька, сын водителя, был на год младше Никиты. Хороший, правильный парень, в хоккей играет и учится для спортсмена вполне прилично.
– Я знаю, Олег Сергеевич, вы не любите, когда не в общем порядке… Но тут такое дело. Пацан этот, Сева, у нас сейчас живёт. Податься ему реально некуда.
– А что ты раньше молчал? Они по нашему округу?
– По нашему, да.
– Ну пусть этот Сева запишется ко мне на приём в установленном порядке.
Водитель тяжело вздохнул, а Зиновьев вдруг вспомнил сегодняшний сон, когда взрывались милые сердцу домики, и сказал:
– Ладно, звони парню, пусть сегодня подъезжает. Попрошу Настю найти полчаса. Но сегодня пятница, короткий день!
– Спасибо, Олег Сергеевич!
– Да погоди со спасибами. За что мать сидит?
– Он сам всё расскажет. Спасибо, Олег Сергеевич, ещё раз!
От машины до приёмной было идти две минуты, но Зиновьеву этого хватило, чтобы снова вспотеть.
Неверующий католик
В приёмной уже толпились люди: каждый пришёл сюда не от хорошей жизни. За два года депутатства Зиновьев научился чуть ли не с ходу определять проблему, которую ему сейчас озвучат, – вон та женщина с поджатыми губами будет жаловаться на обманувшего застройщика, старуха в вязаном чепчике попросит за внука-наркомана, а мужик в спортивном костюме скажет, что согласен на любую работу, потому что он в кредитах с головы до ног. Избиратели! Вверенный ему народ.
– Настя, почему в приёмной кондишка не работает? – спросил Зиновьев помощницу.
– Я уже мастера вызвала, – сказала Настя. – После обеда приедет.
– А раньше никак?
Сам себя ругнул: если бы получилось раньше, мастер давно был бы здесь. Настя – идеальный помощник, надёжное, пусть и худенькое плечо. За всё время работы на Зиновьева – ещё с предвыборной гонки – она лишь раз отпросилась у него на час в рабочее время: чтобы развестись.
– Я и не знал, что ты замужем! – поразился депутат.
– А я не замужем. Моя сестра расходится с мужем, для неё это очень болезненно, поэтому меня попросила. Мы идентичные близнецы, ещё в школе друг за друга контрольные писали. Нас только мама различает, и то не всегда.
Зиновьев поморщился, потому что Настя – с его ведома! – собиралась нарушить закон, но вовремя придавил в себе ханжу. Всего через час после развода помощница снова сидела на месте – в таком же ровном настроении, как утром, разве что по клавиатуре колотила несколько более яростно.
Депутат не был идеалистом, но подлецом и трусом он тоже не был, – давно разочаровавшись во всех и вся, он использовал своё нынешнее положение не только в целях личного обогащения, как это делают остальные. По мере сил и возможностей Зиновьев пытался помогать своим избирателям, хотя и понимал, что в половине случаев эта помощь не обернётся ничем хорошим.
А в другой половине обернётся ничем.
Застройщик, обманувший женщину с поджатыми губами, недосягаем по причинам, подробно перечисленным в договоре мелким шрифтом. Внук-наркоман умрёт ещё до зимы. А мужчина, согласный на «любую работу», будет копаться в предложенных ему вариантах, брезгливо отказываясь от каждого.
И всё-таки Зиновьев продолжал свою «мышиную деятельность» – так называл её один коллега по Госдуме. Иногда что-то всё же получалось, избиратели потом благодарили Зиновьева, хотя делал он это не потому, что ждал от них благодарности.
А почему – и сам объяснить не мог.
