– Это адрес той квартиры, где находилась эта картина,
прежде чем попала в Эрмитаж.
– Может быть, нам с вами стоит пойти туда? –
предложила Лидия. – Может быть, на месте я вспомню больше?
– Я сам хотел вам предложить именно это!.. –
проговорил Старыгин.
Вера Антоновна прождала прихода Старыгина все утро. Потом
отвлеклась на дела, которых за время ее горестного бездействия накопилось
великое множество, и спохватилась только после обеда, что не знает номера его
мобильника. Ей не хотелось откладывать разговор с ним на завтра – ведь он же
сказал, что будет благодарен за любые сведения о происхождении картины. А тут
появилась возможность найти человека, который в свое время был близко знаком с
хозяином картины, да еще сам он художник и рисовал интерьеры. Если даже у него
не сохранилось тех рисунков, то он может вспомнить множество важных
подробностей!
Вера с нетерпением посматривала на часы, рабочий день
неумолимо подходил к концу. Тогда она решила сама найти Старыгина и отправилась
к нему в мастерскую без предварительного звонка. Кроме всего прочего, ей
хотелось взглянуть на картину, и она сильно сомневалась, что Старыгин позволит
это сделать. Когда закончит реставрацию – пожалуйста, а в процессе работы –
вряд ли. А если она явится неожиданно, он не сможет отказать.
Она свернула в нужный коридор и уже почти достигла цели
своего путешествия, как вдруг услышала женский смех.
Дверь мастерской открылась, и оттуда вышла женщина. Высокая,
темные гладкие волосы, стройная фигура, одета дорого и со вкусом. Сама не
сознавая, что делает, Вера замедлила шаги. Следом за женщиной вышел Дмитрий
Алексеевич Старыгин, очень оживленный, даже слегка суетливый. Запирая дверь
мастерской, он нежно, даже интимно сжал женщине локоть. А она засмеялась –
низко, воркующе. Он тоже улыбнулся и прошептал что-то на ухо своей даме.
Вера метнулась в нишу ближайшей двери, от души надеясь, что
никто не выйдет и не шандарахнет ее этой дверью по затылку. И осознала свой
порыв только после этого. Ей отчего-то не захотелось окликать сейчас Дмитрия
Алексеевича. Эти двое были так сильно заняты друг другом… Вера представила, как
она зовет Старыгина и бежит за ними по коридору – бледная, с растрепанными
волосами. Сегодня на ней было все то же синее платье в горошек и темно-синий
пиджак. Она сильно похудела за последнее время, и пиджак висел на ней, как на
вешалке.
Старыгин, конечно, не слишком обрадуется ее появлению, а его
дама взглянет пренебрежительно, сверху вниз. И хотя Вере решительно все равно,
что подумает про нее эта женщина, она поговорит со Старыгиным при более удобном
случае, сейчас ему явно не до нее. В конце концов, это надо ему, так пускай сам
ее найдет. Ничего, не рассыплется…
Женщина впереди отняла у Старыгина свою руку и обернулась,
бросив назад быстрый взгляд. Вера едва успела отпрянуть к двери, но все же
оглядела ее внимательно. Темные прямые волосы, высокие скулы, твердые черты
лица, а в глазах – как две молнии. И тут же все изменилось – обычный взгляд,
чуть растерянный, губы сложены в полуулыбку.
Они ушли, держась за руки, а Вера все стояла у чужой двери.
Лицо этой женщины на миг показалось ей знакомым, она видела что-то подобное не
так давно…
– Уроборос мистагитус, – заговорил
Мохаммед, – древний артефакт, может быть, самый древний и могущественный
на земле. Говорят, первый уроборос изготовил сам Сатана, да будет проклято его
имя во веки веков, вложив в него древнюю магию и черную злобу своего сердца.
Потом ученики и слуги Сатаны создали еще несколько таких артефактов. В каждом
из них содержится крупица сатанинского сердца. Говорят, опять же, что сейчас на
земле имеется тринадцать уроборосов, чертова дюжина дьявольских талисманов, и
каждый из них обладает удивительной властью – уроборос мистагитус превращает
простые металлы в золото, возвращает молодость своему владельцу…
– Философский камень! – воскликнул Фридрих
взволнованно. – Это философский камень!
– Можешь назвать его, как тебе угодно, высокоученый
господин, – возразил Мохаммед, исподлобья взглянув на алхимика. –
Однако цена черного артефакта слишком высока… это не то, что я приношу тебе в своей
сумке, не то, за что можно заплатить герцогским золотом!
– Не беспокойся, мусульманин! – оборвал его
Фридрих. – Я готов на что угодно, готов заложить душу дьяволу, чтобы
получить древний артефакт!
– Ты сам не знаешь, о чем говоришь, добрый господин! В
этом ломбарде залогов не возвращают! Заплатив за уроборос своей душой, ты уже
не сможешь расторгнуть сделку!
– Я уже сказал тебе, Мохаммед, и повторю снова – я
согласен заплатить любую цену!
– Что ж, высокоученый господин, – торговец
склонился еще ниже, голос его стал приторно-угодливым, – ты получишь то, о
чем просишь, только запомни – все, что исходит от Сатаны, исполнено лжи и
обмана… и не говори потом, что я тебя не предупреждал!
Он закинул суму со своими товарами на плечо и направился к
выходу. Перед самой дверью он оглянулся и негромко проговорил:
– Жди, высокоученый господин! Сегодня, после захода
солнца…
До самого вечера Фридрих не находил себе места. Он пытался
есть, но еда казалась безвкусной, как жеваная бумага, а вино кислым, как уксус.
Он пытался работать, но инструменты валились у него из рук, колбы разбивались,
химические вещества не смешивались в ретортах, как будто утратили свои
свойства. В голове у алхимика раздавался глухой тоскливый шум, сквозь который
то и дело пробивался тихий злобный смех или приглушенный, презрительный голос,
повторявший два слова – уроборос мистагитус…
Начало темнеть. По углам лаборатории замелькали
таинственные, угрожающие тени. Вглядываясь в них, Фридрих цепенел от страха,
поворачиваясь к ним спиной – чувствовал чей-то пристальный, неотступный взгляд…
Вдруг лязгнул засов на входной двери, дверь приоткрылась, и
в комнату заглянул мрачный мужчина в форме герцогского гвардейца. Найдя
Фридриха взглядом, гвардеец поманил его к дверям.
– Кто ты? – спросил Фридрих, опасливо шагнув
вперед. – Кто тебя прислал?
Гвардеец прижал палец к губам и снова поманил алхимика.
«После захода солнца…» – вспомнил Фридрих слова Мохаммеда и
решительно двинулся за солдатом.
Они вышли в коридор, спустились по крутой винтовой лестнице,
оказались в большом сводчатом помещении, освещенном несколькими факелами.
Гвардеец придержал Фридриха за плечо, прислушался. Где-то неподалеку раздались
тяжелые шаги, вскоре они удалились и смолкли. Тогда гвардеец пересек сводчатую
комнату, сделав алхимику знак следовать за собой. Он остановился возле низкой
двери, достал связку ключей и одним из них отпер дверь.
Фридрих шагнул за солдатом и оказался в низком темном
коридоре, откуда потянуло холодом и сыростью.
– Куда ты меня ведешь? – спросил он, испуганно
вглядываясь в темноту.
