– Это они! – всполошилась Алевтина. –
Покупатели! Не забудь, что обещал! Сыграешь свою роль – и я у тебя в неоплатном
долгу! Ты меня знаешь – за мной не заржавеет!..
– Так кто я? – уточнил Дмитрий Алексеевич. –
Бельгиец?
– Какой бельгиец! – зашипела на него Алевтина,
открывая дверь. – Бельгийцы говорят по-французски, а французский язык
многие знают. Нам нужно что-то более экзотическое! Ты голландец, голландец!
Неужели так трудно запомнить? Уж по-голландски они наверняка не говорят!
Заходите, пожалуйста, дорогие гости! – последние слова были произнесены
гораздо громче, и относились они уже не к Старыгину, а к появившимся на пороге
квартиры людям.
Их было трое: толстый бритоголовый мужчина с маленькими,
заплывшими жиром глазками, цепляющаяся за его локоть блондинка и долговязый тип
в круглых золоченых очках.
Бритоголовый, казалось, вышел прямо из криминальных
девяностых – тот же низкий лоб, тот же мощный подбородок, те же покатые плечи
располневшего борца, та же массивная золотая цепь на необъятной шее. Только
вместо малинового пиджака на нем был серебристый итальянский костюм, едва не
лопающийся на мощных бицепсах.
Его светловолосая спутница казалась воплощенной мечтой «нового
русского» – ноги до самых ушей, длинные платиновые волосы, огромные голубые
глаза без малейших признаков интеллекта и несколько килограммов золота, платины
и драгоценных камней, прицепленных везде, где только можно.
Третий человек явно сопровождал колоритную парочку, при этом
он держался одновременно заискивающе и заносчиво, стараясь придать себе вес в
их глазах и изображая большого знатока искусства.
– Проходите, пожалуйста! – повторила Алевтина,
посторонившись. – Извините, я немного опоздала…
– Да, мы тут, того, уже полчаса внизу крутимся! –
проворчал «новый русский», демонстративно взглянув на платиновый
«Роллекс». – Назначали же на шесть… у нас с Алиночкой тоже свои планы
имеются! Мы не привыкли ждать!
– Алевтина Андреевна, как всякая художественная натура,
не обладает чувством времени! – вступился за хозяйку «эксперт». –
Конечно, вы – совсем другое дело, ведь вы бизнесмен, деловой человек, у вас
каждая минута на счету…
– Ну да ладно уж, – смягчился «деловой
человек», – показывайте!
Долговязый «эксперт» устремился вперед по коридору, как
охотничья собака по свежему следу. На полпути он вдруг замер и уставился на
невысокий дубовый шкафчик, скромно приткнувшийся к стене.
– Э, позднее барокко, если не ошибаюсь! – пропел
он с придыханием. – Очень, очень интересный образец! Думаю, что это
Бавария или вообще южная Германия…
Старыгин и Алевтина переглянулись: «позднее барокко»
тридцатых годов прошлого века изготовили на мебельной фабрике лужского
леспромхоза, о чем свидетельствовал сохранившийся ярлычок на задней стенке.
Однако они не стали разубеждать «эксперта», чтобы не уронить его достоинство
перед клиентами.
– А че, симпатичная штучка! – оживился «новый
русский», взглянув на шкафчик. – Хочешь, Алиночка, купим для твоей
гардеробной? Там как раз не хватает чего-нибудь этакого! Типа позднего барокко!
И он с гордостью огляделся, довольный тем, как ловко
повторил умный термин.
– Это не продается, – поспешно проговорила
Алевтина. – Это семейная реликвия, память о моей прапрапрабабушке!
Разумеется, она с удовольствием продала бы копеечный шкафчик
за большие деньги, но при этом хозяин непременно заметил бы штамп лужского
леспромхоза, и дело могло кончиться скандалом.
– Ну ладно, раз не продается… – мгновенно
успокоился «новый русский» и последовал дальше за своим экспертом.
Вся компания вошла в просторную светлую комнату, где
Алевтина обустроила свою мастерскую. По стенам были развешаны ее незамысловатые
работы – пейзажи с прудами и березками, цветущие яблони, букеты васильков в
глиняных вазах и прочие деревенские радости.
– Хочу представить вам своего знакомого, –
вспомнила Алевтина про Старыгина. – Это голландский бизнесмен Яан ван
Хоофен. Он тоже коллекционирует живопись и приехал, чтобы приобрести несколько
моих работ…
– Голландец? – переспросил «новый русский». –
По-нашему совсем не говорит?
– Ни слова! – утешила его Алевтина.
– А как же ты с ним общаешься?
– А он по-английски немножко может.
– Йес! – подтвердил Старыгин с идиотской
улыбкой. – Ай кэн спик инглиш!
– Ну, тогда конечно! – обрадовался «новый русский». –
Мир – дружба!
– Мне вон та картиночка нравится! – подала голос
длинноногая блондинка. – Вон та, где радуга!
– Замечательный выбор! – тут же проявился
«эксперт». – Алина Васильевна проявила замечательный вкус!
– Картина называется «После дождя», – сообщила
Алевтина. – Это одна из моих последних работ. Но дело в том, что господин
ван Хоофен хотел приобрести именно эту картину…
При этом она незаметно пнула Старыгина.
– О, йес! – оживился Дмитрий Алексеевич. –
Афте зэ рэйн! Вери бьютифул! Ай вонт…
– Что значит «вонт»?! – возмутился «новый
русский». – Алиночка тоже вонт! А я для своей Алиночки ничего не жалею!
– Но господин ван Хоофен хотел повесить эту картину в
кают-компании своей океанской яхты…
– Мало ли что он хотел?! – «Новый русский»
набычился, его шея побагровела. – У нас – свободная страна! Кто больше
заплатит, тот и купит! Вот он сколько за нее дает?
– Фифти саусенд долларс! – выпалил Старыгин,
прежде чем Алевтина успела ему что-то шепнуть.
Алевтина громко сглотнула и изумленно уставилась на своего
приятеля: названная им цифра показалась ей несуразной.
– Пятьдесят штук баксов? – уважительно переспросил
«новый русский».
– Наверное, господин ван Хоофен хотел сказать не фифти,
а фифтин – пятнадцать… – пролепетал «эксперт».
– Ноу фифтин – фифти! – решительно возразил ему
Старыгин, несмотря на то, что Алевтина пыталась подмигиваниями, гримасами и
прочими знаками заставить его сбавить цену.
– Фифти так фифти! – махнул рукой «новый
русский». – А я скажу – шестьдесят! Сиксти! Мне для своей Алиночки ничего
не жалко!
– О! – Старыгин схватился за голову. – Итс
вери экспенсив! Вери экспенсив!
– Ага! – «Новый русский» удовлетворенно потер
руки. – Экспенсив, говорит! Дорого ему, значит! А мне вот не дорого, я для
своей Алиночки ничего не пожалею! Знай наших! Жмот! Сыр голландский!
– Зачем вы так, Константин Иванович! – вежливо
укорил его «эксперт». – Нехорошо, иностранец все-таки! Еще обидится…
– Да не дрейфь! – отмахнулся Константин. – Он
же ни хрена по-нашему не сечет! А если бы и понял – мне его обиды по барабану!
Подумаешь – невелика птица! Селедка голландская! Ладно, хозяйка, заворачивай
картинку, я покупаю! – И он, расстегнув толстый кожаный портфель, принялся
выкладывать оттуда толстые пачки долларов.
