Пергамент был местами изодран, местами насквозь прожжен
кислотами и едкими щелочами, но алхимик все же прочел интересующий его
фрагмент.
Пергамент гласил, что, получив тинктуру аурум и остудив ее в
холодном шкафу, следует приступить к последнему, сложнейшему, этапу получения
философского камня. Для этого нужно к трем четвертям меркурия прибавить восьмую
часть толченого винного камня, две восьмых холодной земляной соли, соединить
все с частью остуженной тинктуры, а затем…
Затем часть пергамента была повреждена, и Фриц смог прочесть
только два слова – уроборос мистагитус.
Из реторты повалил густой иссиня-черный дым. Фриц
закашлялся, отступил от стола и неожиданно услышал за спиной торопливые
неровные шаги.
Еще не повернув головы, он по этой неровной спотыкающейся
походке понял, что к нему пришел герцогский ключник Алоизиус. Хромой на левую
ногу, сухощавый и подвижный, Алоизиус любил внезапно появляться в самых
неожиданных местах. И уж он-то ничуть не боялся лаборатории алхимика. Увидев
густой дым, поднимающийся из реторты, Алоизиус перекрестился и проговорил:
– Верно сказывал отец Сильвестр – в твоей мастерской
обитает сам дьявол, не к ночи будь помянут! Не знаю, как ты сумел улестить его
светлость, нашего доброго герцога, только я на его месте давно бы отправил тебя
на костер! Честное слово, давно отправил! Только огонь очистит твою грешную
душу!
– Слава богу, ты пока не на его месте и уж точно
никогда на нем не будешь, – отозвался Фридрих беззлобно. – Говори,
зачем пришел, или проваливай. Мне некогда с тобой препираться, хромоногий, у
меня мало времени и много работы. Его светлость хочет, чтобы я быстрее ее
закончил…
– И терпение его на исходе, – ухмыльнулся
Алоизиус. – И правда, сколько можно кормить тебя, бездельника? Сколько
можно давать денег на твои бесовские опыты?! Даст бог, я еще увижу тебя на
костре, и будет это очень скоро!
– Хватит болтать, хромой! – оборвал его
алхимик. – Спрашиваю последний раз: зачем пришел?
– А я могу и уйти, – ключник повернулся и сделал
шаг к дверям, – могу уйти, так и не сказав тебе, что по твою душу пришел
еще один еретик, басурманин, безбожный торговец, который приносит тебе всякие
бесовские зелья!
– Мохаммед пришел? – оживился Фриц. – Что ж
ты мне сразу не сказал, бездельник?
– Это ты десятикратный бездельник и еще хуже того, а я
– добрый христианин и верный слуга его светлости! И наш добрый господин герцог,
по непонятной мне причине благоволящий к тебе, разрешил мне самый последний раз
запустить в замок этого безбожного торговца, врага Христова, и оплатить из
честных герцогских денег то, что ты отберешь! Только смотри, еретик, не набирай
чересчур много! – И ключник погрозил кулаком.
– Хватит болтать, веди сюда Мохаммеда!
Уже выходя из кельи алхимика, Алоизиус задержался и спросил
совсем другим тоном:
– Послушай, Фрицци, коли уж ты занимаешься всяким
богопротивным колдовством, может быть, ты составишь какую-нибудь мазь для моего
колена? Оно, подлое, так болит, что спасу нет! Особенно перед дождем и на
Пасху!
– Думаю, что его светлость, наш добрый господин герцог
будет весьма недоволен, если я стану составлять мазь для колена ворчливого
старого хрыча, вместо того чтобы добывать для него золото. Впрочем, обещаю,
когда я получу наконец философский камень, я первым делом позолочу твое колено!
Ключник что-то раздраженно пробормотал себе под нос и хотел
уже выйти, но алхимик снова окликнул его и протянул маленькую темную склянку:
– Возьми, хромоногий! Втирай это в свое колено перед
сном, должно помочь. А на Пасху меньше налегай на красное вино, тогда колено и
не будет болеть!
Алоизиус удалился, а через четверть часа двери кельи снова
распахнулись, и на пороге появился человек совершенно удивительного вида.
Он был невелик ростом, но очень широкоплеч и силен. Борода
его ниспадала едва не до полу, а черные глаза сверкали, как два угля в печи. В
довершение ко всему, гость был облачен в необыкновенно яркий малиновый камзол и
зеленую чалму, скрепленную золотой булавкой в виде полумесяца. На плече он нес
объемистую кожаную суму из тех, какие прикрепляют обычно к седельной луке.
– Мир тебе, высокоученый господин! – проговорил
бородач, по восточному обычаю сложив руки на груди. – В порядке ли твое
драгоценное здоровье?
– И тебе мир, Мохаммед! – отозвался
алхимик. – Здоровье мое в порядке, пока мое бренное тело не отправили на
костер. Но не будем о грустном. Что ты мне сегодня принес?
Мусульманин бросил свою суму на пол, развязал ее и начал
перечислять находящиеся в ней редкости и диковины:
– Есть, господин, редкостный порошок из рога белого
единорога. Он отменно помогает при коликах и любовном томлении. Есть
драгоценная серая амбра из северных морей. Она хороша от головных болей, а
также предупреждает о злых намерениях врагов. Есть высушенные лепестки черной
розы из садов китайского императора…
– Мохаммед, ты так давно здесь не был, что, верно,
забыл, что мне нужно. О любовном томлении я давно забыл, от колик пью горячее
вино, а если голова у меня и заболит – я потерплю: скорее всего мне осталось
жить не больше недели, если я не смогу изготовить философский камень. Мне нужны
редкие земли, ароматические соли и прочие вещества, пригодные для алхимических
опытов…
– Есть и такое, высокоученый господин! – Мохаммед
склонился над своей сумой, сосредоточенно пыхтя, и выставил перед алхимиком две
темные склянки:
– Вот редкий состав, полученный испанскими алхимиками
из земляного масла, из того самого, что применяют для греческого огня и для
заправки светильников. Говорят, этот состав необходим для изготовления
философского камня. А в этом сосуде зеленая соль, которую добывают на самых
дальних островах северных морей. Ее называют магической солью знающих…
– Я знаю, что это за соль, – кивнул
Фридрих. – И я куплю ее у тебя за хорошие герцогские деньги. Как обычно,
тебе за все заплатит Алоизиус. Только я хочу спросить тебя, Мохаммед, еще
кое-что. Ты много где бывал, встречался с людьми, знающими тайны. Не знаешь ли
ты, что такое уроборос мистагитус?
Алевтина открыла один за другим три замка, распахнула дверь,
но прежде чем впустить Старыгина в квартиру, набрала код на щитке сигнализации.
– Я гляжу, к тебе попасть не проще, чем в солидный
банк! – усмехнулся Старыгин. – Ты, никак, разбогатела?
– Какое там! – отмахнулась Алевтина. – Ну,
правда, сейчас простая живопись заново вошла в моду, авангард отодвинулся на
второй план… люди, знаешь ли, хотят чего-то понятного, традиционного… возврат к
корням, как говорится…
– Ну, то есть ты как раз на коне! – подвел
Старыгин итог ее рассуждениям.
Не успели они войти в квартиру, как за дверью послышался
звук подъехавшего лифта и зазвенел дверной звонок.
