Ролан казался невозмутимым.
– Я верю.
Брина поразмыслила…
– И ты рассказал мне все это… – О, нет, нет, только…
– Был один шанс из тысячи.
– Но ты мог убить меня! – крикнула Брина и, вскочив с дивана, стала перед Роланом.
– Ты и так умирала! – вспылил Ролан. – И если бы не моя вера в это…чудо (!) …
Она бы умерла…
Брина села. Положила руки – теперь сама и свои – на голые колени.
Казалось, что прошли минуты.
– Но я в любом случае буду в постоянной опасности, – озвучила вполголоса внезапно посетившую мысль. Подняла голову, посмотрела на Ролана, успевшего отойти от нее на несколько шагов. – Что если ваши знаки-перезнаки и впредь будут покушаться на мою жизнь? – Господи, как глупо звучит – знаки покушаются на жизнь. Знамения атакуют человечество. Транскрипции берут пленных в кавычки…. Брина могла продолжать до бесконечности.
– Возможно, и будут. – Как обнадеживающе. – Но теперь они вряд ли причинят тебе вред.
– Почему ты так уверен?
– Потому что ты теперь…
Вот только не нужно громких пауз. Они пугали Брину, жутко пугали.
– Что «я теперь»?
– Ты теперь наполовину ferus. Наверное. Что-то вроде.
Брина испытала шок. Да, наверное, то был шок, потому как единственное, что она могла, это сидеть и переглядываться с Роланом, в то время как сознание превращалось в кашу. Как вывод – Брина старалась не думать. Однако не думать долго не получалось. Мысли сами вылезали из щелей, возобновляя работу мозга.
– С чего ты взял? – спросила Брина. – Что за глупость? Я просто не верю.
Ролан не торопился отвечать на вопросы.
– Как я могу быть наполовину ferus? Я догмар! Чистокровный догмар!
– Боюсь, уже нет. – Он опустил в карманы руки. – Мои молекулы бегают по твоим сосудам. Правда, я не знаю, как они отразятся на тебе, как на догмаре. Нелли пережила спокойно.
– Нелли? Она тоже?
– Да.
– Но как? Что?.. – О, тьма-тьмущая, она даже не знала, что ей спрашивать. – По какому признаку выбираются женщины? – наконец, сформулировала вопрос. – Почему я? Почему Нелли? Почему та стародавняя девушка? Нет, все-таки почему именно я? – Брина важнее. – Почему твое ядовыделение помогло именно мне? Ведь другого догмара оно сразу же отправило бы в морг – в безвозвратный догмарский морг!
– Я не знаю, Брина. – Ролан оставался спокойным. – И никто из ferus не знает. Для нас это было не менее шокирующим, чем для тебя.
Брина глубоко вздохнула, затем прикрыла глаза.
– Значит, я изгой, – произнесла смиренно. – В среде догмар: они же не простят меня.
Брина слышала, как приблизился Ролан, сел рядом с ней и сказал:
– Ты и без того там изгой.
Она обернулась к нему.
– Я не изгой, – опровергла его Брина, – точнее не была им. Да, Лисандр запер меня, но это ни о чем не говорит. Он не может исключить меня из рядов моей расы, пускай я не стремлюсь в этих рядах задерживаться.
Брина вспомнила видение: Лисандра, сидящего перед ней, себя, обещающую не покидать его.
– Мне нужно поговорить с ним, – сказала Брина. – Все объяснить.
– Что ты собралась ему объяснять? – Ролан нахмурился.
– Не знаю, но я должна его увидеть.
Душу что-то терзало, странный сон не давал ей покоя. Он затронул в Брине некие струны, всколыхнул застывшие воды: воды чувств, намерений, воспоминаний, что взметнувшись волною пылинок, все никак не желали оседать. А теперь еще и это – она полу-ferus. Как Лисандр к тому отнесется? Как она сама к этому относится?
Брина посмотрела на Ролана: откинувшись на спинку дивана, он устало прикрыл глаза.
Ролан и вправду выглядел иначе: каким-то серым, помятым, утомленным. Как он чувствовал себя, когда она умирала? Когда пытался спасти ее, вдохнуть в нее новую жизнь? Когда не оставалось никакой иной надежды на исцеление, кроме как принять судьбоносное решение и наполнить органы Брины своей тлетворной отравой? Что испытывал при этом Ролан?
Она пододвинулась к нему. Еще немного (закинув ноги на диван), и еще (преодолев сантиметры на коленках) – Брина легла на мужскую грудь.
– Я прощаю тебя, – сказала Брина, наблюдая, как подрагивают мужские ресницы.
Ролан обнял ее, прижал к себе.
– Как-нибудь отблагодаришь меня, – добавила Брина.
Ролан улыбнулся.
– Но мне все равно нужно встретиться с Лисандром. Поговорить с ним.
Брина ожидала реакции Ролана, а потому, не переставая на него смотрела. Однако Ролан никак не отреагировал, только начал играть с ее волосами.
– Я не могу оставить все как есть, это…
– Тебе не нужно его видеть. – Ролан открыл глаза и посмотрел на Брину. – Потому что он тебя видеть не желает.
– Почему ты так говоришь?
Да, конечно, Ролан забрал ее, а в тюрьме были камеры, то есть Лисандр знает, что она у ferus, но… Лисандр говорил ей о семье. Об их семье, о том, что Брина для него многое значит. Ей всего-то нужно было посмотреть ему в глаза…
– Да, он не смирится с тобой, с тем выбором, что я сделала, но ведь…. Но ведь он мой брат, понимаешь? Мне сложно вот так вот вычеркнуть его из жизни.
– Раньше, насколько я понимаю, вычеркивала.
– Раньше я не была предательницей. – Они долго смотрели друг другу в глаза, однако, не выдержав взгляда Ролана, Брина опустила свои. – Раньше все было иначе. Я хотела свободы, и я хотела независимости. Это не говорит о том, что решение уйти далось мне легко – очень: очень нелегко. А затем Лисандр исчез, и возвращаться куда-либо смысла не было.
Брина заводила по груди, облаченной в темную футболку, пальцем.
– Поэтому сейчас я хочу сделать все правильно. Уйти правильно, хотя, по мнению Лисандра, правильного в моем уходе к ferus ничего нет. Это крах и глобальная катастрофа.
В следующее мгновение Брина оказалась вырванной из состояния созерцательного размышления: слегка отстранив ее от себя, Ролан встал и прошел к камину. Нет, он прошел к телевизору. Включил его, настроил. Повернулся к Брине.
– Он прислал нам послание. – Ролан упер руки в бока. – Лисандр. Всем нам, в том числе тебе. – Чуть обернувшись к экрану, он нажал на кнопку пульта, который держал в руке. – Взгляни. Думаю, время настало. – И Брина взглянула, тогда как интуиция советовала, что не стоит.
– Ну, что, Александр, предлагаю заключить перемирие.
Так начиналось обращение Лисандра к лидеру ferus, записанное на камеру. В пустом, беспредметном помещении, при тусклом освещении, Лисандр сидел на стуле, закинув ногу в черной штанине на такую же «черную» ногу, и, скрестив перед собой пальцы рук, говорил.
