Водичка литься прекратила, и очень скоро вышел Ролан.
Брина по-прежнему была недвижима, стараясь не обнаружить своего пробуждения. Однако понимала, что хочет спать: глаза не желали быть больше открытыми. Поэтому, стоило Ролану собраться, что бы он при этом ни делал, и покинуть просторы сумеречной спальни, как Брина сдалась – отпустила мысли и позволила себе отключиться.
Проснулась на голоса.
Голова не болела, сознание прояснилось, а вот тело было грязным и тухлым: Брина поняла это, едва шелохнувшись. Будто головастики грязи зарезвились на теле.
Брина откинула краешек одеяла, что укрывало ее до горла – еще бы ей было не жарко. Она словно в коптильне побывала, тогда как на улице пасмурно, а значит, прохладно и очень хорошо.
Брина заметила, что одета в футболку – в большую, белую, чужую. Ее лишили собственной одежды…Но только кто? Что так же важно – когда?
Брина снова прислушалась к разговорам, что велись за незнакомой, звукопроницаемой стеной. Слова различать не получалось, но вот голоса, пускай приглушенные…. Один опознала точно.
Ролан. Значит, ей не приснилось, и в прошлое свое пробуждение она действительно видела его. Но как? Как, как, как такое возможно?
Брина приподнялась: ей необходимо было встать, она устала валяться овощем. Сколько уже пролежала? День, месяц, целый год? Много ли она пропустила?
Ноги скользнули на пол, прохладный, а потому приятный. Правда тело, казалось, стало деревянным: застарелым и абсолютно негибким.
Взгляд скользнул по прикроватной тумбочке, которую Брина приметила лишь сейчас. На ней лежала миска, металлическая, не особо глубокая, со смоченным в воде полотенцем. А рядом с ними стояли часы, маленькие, круглые, железные, но отчего-то смотрящие в стену, повернувшись к Брине тыльной стороной.
Брина взяла их в руки, перевернула – циферблат в виде совы, и он показывал без десяти минут девять.
Она продолжала рассматривать часы, озадаченная вкусом не склонного к игривости Ролана, когда взор зацепился за стол – тот самый у которого крутился Ролан.
Брина встала на несгибаемые ноги и прошла к нему.
Светильник действительно являлся светильником, а значит, Брина все же способностей различать предметы не потеряла, что лишь доказывало реальность Ролана.
Рядом со светильником лежали лекарства (пара упаковок), какие-то травы на блюдце и несколько склянок с жидкостью – все то, чего вчера не разглядела. Она обернулась. Комната была небольшой, и кровать ее разделяла на две и того меньшие половины. У дальней стены находился многосекционный шкаф, с обоих концов которого располагались двери: слева – та, что вела в ванную (если верно определила источник доносившихся вечером звуков), а справа, в стороне от изголовья кровати – получается, та, что выводила из спальни.
Брина зашагала к ванной, не впечатленная убранством комнаты – серой, скучной, без каких-либо излишеств, не считая телевизора, висящего на стене, напротив белой матрасоподобной кровати.
У нее зачесалась голова. Господи, да у нее все тело чесалось, ей срочно требовалась ванна. Но в этот миг голоса за стеной сделались ближе. А затем один голос. Его. И он продолжал приближаться к спальне.
Сердце снова погнало галопом, и, Брина тут же подбежав к кровати, юркнула под плотное одеяло.
Дверь отворилась. В комнату вошли.
Притворив за собою створку, Ролан подошел к безыскусному комоду, который стоял под висящим телевизором. Открыл ящик, достаточно скоро закрыл, а затем образовалась тишина. Ролан стоял… и стоял…Что он делал?
Ничего. Спустя мгновения он двинулся к выходу.
Открылась дверь. Брина выдохнула и невзначай шевельнула ногой, которая оказалась так неудобно свернута, когда раздался громкий звон: что-то с лязгом обрушилось на пол.
Дверь так и не закрылась. Закрылись глаза Брины. Черт, черт, черт. Ну почему это происходит с ней?
Ей не требовалось смотреть на паркет, чтобы узнать, что на нем лежит, но она посмотрела от одного лишь упрямства: с темного пола, казалось, улыбаясь, на нее глядела сова. Тогда как Ролан стоял на пороге, и, конечно, понимал, что Брина не спит.
Неудачница. Какая ж она неудачница.
Она зарылась лицом в подушку и с головой ушла под одеяло. К черту все, и Ролана тоже. Пускай стоит здесь сколько вздумается.
Ролан простоял так с полминуты, а затем притворил за собою дверь.
***
– Вот: то, что ты просил. – Он бросил карту на диван.
– Значит, вот он какой,… – Дей потянулся к трофею Ролана, – черно-серебряно-желтый…
– Зачем он тебе? – поинтересовался Ролан, смотря на забранный из «Пепла» ключ.
– Он может пригодиться, – ответил Дей, устраиваясь удобнее на мягком подлокотнике. – Стоит сохранить да и изучить не помешает.
– Изучи, конечно, но… пригодится теперь он вряд ли. Лисандр наверняка поменял замки или что иное придумал для обеспечения безопасности догмар. Учитывая послание…
– Когда ты покажешь его Брине? – Дей оторвался от лицезрения карты и целиком сосредоточился на Ролане.
– Не сейчас, – ответил Ролан, глядя в сторону – на темный экран, что висел над электрическим камином в двух шагах от самого Ролана. – Позже. Пускай оправится.
– Кстати, как она? – справился Дей. – Пришла в себя?
Пришла ли в себя…
Ролан неспешно подошел к дивану, вспоминая только что произошедший инцидент.
– Пришла.
– И что рассказывает?
– Она…не расположена к разговорам.
– Депрессия?
– Обида.
Дей усмехнулся.
– Есть ли смысл спрашивать на кого?
– Нет.
Дей положил находку Ролана в карман. Он продолжал рассеянно улыбаться, когда спросил:
– Так что ты собираешься делать? – Дей кивком указал на дневники, что лежали на столе, у другого конца дивана.
– Ознакомиться с ними.
– А затем…
– Не знаю. – Ролан действительно не знал.
Ему не понравился взгляд Дея, брошенный на него с какой-то укоризной.
– Ты ведь осознаешь всю опасность планируемого?
– Осознаю, – ответил Ролан, рассматривая дальнюю стену, параллельную камину и дивану. – Потому и не знаю.
– Она догмар.
Взгляд непокорно метнулся к Дею, словно приметил свой главный раздражитель.
– Да…
– Я к тому, что Нелли была человеком, и наш яд был для нее опасен. А Брина догмар – существо, по определению его не переносящее.
– Можешь не говорить мне об этом, я и сам все прекрасно понимаю.
