Она глубоко вдохнула.
– Отпускай, – выдохнула Нелли и в ожидании застыла – не отпустит.
Ее бесцеремонно развернули. Дощатый пол нижнего этажа сменился суровым лицом.
– Зачем пришла?
– Ты знаешь зачем. – Сказала уверенно, однако уверенности этой, стоя спиной к обрыву, не испытывала.
Задержавшись на Нелли взглядом, Александр удивил: не выпуская ее из рук, развернулся на сто восемьдесят градусов и теперь сам оказался в опасном положении, секундой ранее в котором находилась Нелли. Он читал ее мысли?
Ее отпустили, настолько же неожиданно, как и схватили, и отошли к деревянной лавке.
– Вообще-то даже не знаю, Нелли. Ты не устаешь меня удивлять. Объясни. – Уж не ехидством ли здесь попахивает?
– Поговорить, – сказала сдержанно. Чего это он воображает?
– Говори.
Она машинально вдохнула… а слов то и не было. Что ей говорить?
– Ты – мерзавец. Ты знаешь, почему я пришла. – Александр выгнул бровь, мол, прекрасное начало, продолжай. Нелли фыркнула. Отвела от Александра взгляд и, сделав несколько маленьких шагов, подошла к нему ближе.
– Это и есть тот самый домик, о котором ты говорил? – Обежала глазами комнату.
Александр молчал. Смотрел на Нелли без тени смущения, словно находились они в султанских хоромах, и молчал. Мерзавец.
– Да ты сумасшедший, если ночевал здесь! – высказывала Нелли то, что хотела высказать, как только увидела склад изнутри.
– И не только.
– Что?
– Ты договорила?
– Что?! Нет! Мы должны сделать это!
– Что сделать? – осклабился Александр.
Нелли раздражилась: теперь он постоянно будет напоминать ей о совершенной ею «подлости»?
– Что написано в дневнике. – Она оставила раздражение при себе.
– Там много чего написано. Особенно мне нравится ночь у скалы.
Нелли не выдержала.
– Послушай, я не специально, ясно? Я и не думала соблазнять тебя с целью получить желаемое.
– А с какой целью думала?
– Введи в меня яд. – Потребовала.
– Ты снова за свое…
– Да, я снова за свое. И за твое. За наше!
Брошенный на Нелли цепкий взгляд, а затем Александр отвернулся, опустил голову, руки упер в бока.
– Нелли, – устало произнес Александр, – все очень сложно…
– Так не осложняй еще больше.
– Это очень рисково, может не получиться…
– Ты не можешь этого знать…
– Мне не нужно этого знать! – взорвался Александр и, обернувшись, посмотрел на нее гневным взглядом. – Мне достаточно знать, что яд мой опасен не только для догмар, но и для людей, ясно тебе? Опасен для людей!
– У нас обязательно получится, потому что у них – получилось, – не сдавалась Нелли, очевидно, что фанатичностью своей раздражая Александра. – Вся их история, будто зеркальное отображение нашей. Ты же сам все понимаешь.
– Нет, не понимаю, – отрезал Александр. – Мне нужны гарантии, нужны доказательства, а не твоя слепая вера.
– Твои чувства! Вот гарантия! – Она быстро подошла к нему. – Ты ведь любишь меня? В тот день ты сказал мне правду? Я ничего себе не нафантазировала?
– Нелли, – процедил Александр, недовольный оскорбительными предположениями.
– Тогда доверься мне, – проговорила нежнее и взяла его руку в свою. – Доверься себе. «Нужно всего-то быть смелее и довериться себе и своей половине». Помнишь?
Александр вырвал руку.
– Не могу, Нелли, не могу. – Он сокрушенно покачал головой. – Это сильнее меня. Я просто не могу. – Он не сводил с нее полных боли глаз.
Нелли долго смотрела на него в ответ: анализировала, изучала ситуацию. А затем произнесла то, что знала: возникни такая необходимость – непременно исполнит.
– Если не решишься, я улучу момент и сбегу. – Аж самой стало холодно.
Александр дернулся: слабо, но Нелли заметила. Зеленые глаза зажглись неприятием, а позже – и подозрением. – Я клянусь тебе – сбегу.
– Не сбежишь. – Подойдя вплотную, он схватил ее жадно за запястье, словно убегала Нелли прямо сейчас.
– Сбегу. – Ни грамма сомнений. – Я не намерена жить с вечной болью неосуществленных надежд и с сожалением отсчитывать дни, недели, месяцы, прожитые рядом с тобой, в ожидании неизбежного конца.
Вот теперь Нелли знала, чего хотела. Наконец-то она понимала, что именно следовало предпринять. Наверное, сейчас она как никогда раньше была уверена в своих желаниях и действиях, необходимых для их воплощения. Для Нелли, казалось, открылся смысл ее жизни, и она внезапно, словно прозревшая, поняла, для чего судьба закинула ее в Радлес – к Александру. Судьба привела ее к Александру. Для чего? Неизвестно. Была ли высшая цель? Возможно, их объединение ею и являлось. В любом случае Нелли не собиралась останавливаться и упускать свой шанс – шанс, неизвестно кем или чем предоставленный на обретение столь долго искомого счастья. И для того была готова использовать все имеющиеся в своем распоряжении средства, в том числе и шантаж. Уговорить, убедить, заставить – все, что угодно, только бы помочь Александру перебороть свой страх. В противном случае она уйдет. Быть может, Нелли и запугивала Александра, однако пугала отнюдь не бравадой – правдой. Она пугала его только правдой. Нелли не собиралась проживать относительно недолгую жизнь на глазах Александра. Со временем он и сам разлюбит ее такую – старую, бессильную, непривлекательную, и будет тяготиться ее общества. А Нелли не желала становиться бременем.
– Я запру тебя, – с нездоровым блеском в глазах заявил Александр, сжимая крепче ее руку.
– Ты будешь держать меня взаперти? До самой старости? – Он же не всерьез… – Если мне и суждено будет состариться, я сделаю это красиво, а не болезненно-мучительно, как, видимо, ты того хочешь.
– Я этого не хочу, – процедил Александр. Он был зол, но одновременно создавалось впечатление, что потерян. И Нелли понимала: видела, что слова ее возымели свое действо. Свое тягостное и гнетущее действо. Они его задели, всколыхнули сознание, и по мере восприятия – хотя Александр старался не показывать – все больше терзали душу.
– Хочешь, – добавила Нелли яду, вырывая руку из его цепких пальцев. Она соприкоснулась с Александром телами и, не спуская с него твердого взгляда, неумолимо продолжила: – И тебя совсем не волнует, что тогда я останусь одна? Без друзей? Без возможности их обретения? Без общения? Тебе безразлично, что под замком мне станет плохо? Тоскливо? Одиноко? – Она недоумевала все больше и больше. – Неужели сердце твое не дрогнет от того, что я буду страдать? Что в жизни моей не останется радости? Смеха? Ярких красок? Во мне не останется жизни! – Губы напротив сложились в белую полосу. – Ты настолько жесток, что лишишь меня увлечений и любимого дела? Ты этого хочешь? Правда? По-твоему, так проявляется любовь? Вот они какие, твои высокие чувства?
