Я не смог сдержать своих чувств – зарылся в мягкие волосы. Тогда как она, внезапно отстранившись, озадачено потерла плечо. И вновь я причинил ей боль.
Развернув ее к себе спиной, я припустил помятое платье. Меня ждало новое потрясение – знак. На ней стоял знак belua ferus: вздутый, ярко-алый, казалось, выжженный, выклейменный на коже.
– Что там такое? Почему мне больно? – Я отстранился, сбитый с толку.
– На тебе стоит метка. – Она обернулась.
– Метка? – Она не понимала, ждала объяснений, а мне бы и самому что-то понять.
Я долго ей не отвечал, но затем повторил:
– Метка. – Заглянул ей в глаза. – Метка, сообщающая о том, что теперь ты принадлежишь мне.
Странное чувство, но я был уверен, душой и сознанием убежден, что в тот момент меня постигла истина – неоспоримая и такая простая, которая быстро сменилась тревогой – за нами наблюдали belua ferus.
Поднимаясь, я стал увлекать ее за собой. «Не подходите», – говорил я взглядом. – «Не подходите». Поскольку теперь я был готов на все, даже пожертвовать ferus. Ради нее.
С ней за спиной я отходил назад: скорее, увести ее отсюда скорее, пока ferus не сбросили охватившего их оцепенения.
И нас никто не держал.
Я ушел. Ушел от belua ferus: друзей, товарищей, семьи. Так просто покинул себе подобных. И больше не возвращался. Никогда. Это был конец, окончательный разрыв, и где-то там, глубоко внутри, мне было тяжело. Но я понимал, что они ее не примут, тогда как сам ее теперь не оставлю. Для меня она была всем: чтобы понять это, я должен был ее потерять. Но повторять ошибок я был не намерен. Я любил ее, безумно любил. Любовью крепкой, страстной, безудержной. Любовью, на которую не были способны ferus… но это чувство даровали мне, и даровали навечно.
Александр с трудом оторвался от дневника и некоторое время сам прибывал в оцепенении. Что он испытывал? Наверное, потрясение; потрясение вперемешку с волнением: от истории – удивительной, такой пронзительной и будоражащей; и от того, как она поведана – настолько откровенно и настолько жизненно, что Александру не верилось, что рассказывал хладнокровный ferus.
Непонимание пришло уже после, нашлось предостаточно острых моментов, рождавших несогласие; сожаление, отчаяние, боль – лишь сейчас в полной мере Александр смог прочувствовать все испытываемые при прочтении эмоции. Но вот неверие…
Александр верил. Верил в каждую выписанную строчку, тогда как разумом понимал, что не хотел бы – не желал осложнять себе жизнь: возможно, не верить было бы проще – отрицать, будто не понимая. Но, когда в каждом действии неизвестного ferus, он распознавал свои собственные отчаянные поступки, обманываться не получалось.
Отложив дневник на кушетку, с облупившимся лаковым покрытием, Александр… ощутил неладное – чувство, прямо-таки вторгнувшееся в зону комфорта. Напряженно оглядевшись, он наткнулся на грузный взгляд – облокотившись о полуразрушенный косяк, на него смотрел Кас.
– И долго ты здесь стоишь? – Александр встал (и когда он успел снова сесть), недовольный скорее собой и своей беспечностью, нежели вторжением друга.
– Минуты две, может, три. – Кас прошел вовнутрь средней по размеру комнаты.
Три минуты – время, за которое Александра могли убить тысячами различных способов.
– Я пришел поговорить, – продолжал невесело Кас, – и получить свои объяснения. На этот раз тебе не удастся уйти от разговора.
А нужно ли теперь? Необходимости скрывать что-либо смысла больше нет. Да и прав он таких не имел: друзья должны обо всем узнать. Как о любовной связи ferus с человеком, так и о том, что ferus этот – на секундочку, им неизвестный, – вообще существовал в природе.
– Прочти это. – Подхватив с кушетки дневник, Александр протянул его гостю.
– Я не собираюсь ничего читать! – раздраженно отмахнулся Кас. – Я всего лишь хочу понять, что происходит! Дей рассказал мне кое-что. Это правда?
– Что рассказал тебе Дей? – Александр приготовился отражать нападение.
– О ритуале… – слегка расслабился, – и о твоей связи с женщиной, – снова напрягся, – в которой мы убедились все дружно вчера.
– Читай, – велел Александр, продолжая протягивать Касу рукопись.
– Александр…
– Просто прочти дневник, ладно? – Он насильно всучил его другу, – и все встанет на свои места.
Кас нахмурился больше, но сосредоточился на разоблачительной тетради.
– Что это? – Он повертел дневник перед собой.
– Узнаешь, когда ознакомишься с содержанием.
Недоверчиво глянув на Александра, Кас раскрыл первую страницу.
– А может, сам расскажешь в двух словах: боюсь, пока буду ознакамливаться с содержанием, ты вновь сбежишь, не осчастливив меня откровенной беседой.
– В двух словах не получится. Прочти сам. Тогда, вероятно, и объяснения мои не понадобятся.
Читать Касу не хотелось: скептический взгляд и недовольное выражение лица говорили именно об этом. Однако переборов свое нежелание, он все же прислушался к словам Александра.
Следующий час он не поднимал голову от дневника.
Глава 29
Стрелки часов аналогично метроному отбивали четкий ритм, отчего тишина, повисшая в комнате, становилась очевиднее – она начинала угнетать. Погруженные в свои мысли или же нет, но присутствующие молчали, тогда как Кассиэль, с особым вниманием наблюдавший за каждым, был убежден: им есть что сказать. Все же такое приходилось слышать не каждый день: чувства ferus к человеку, выпущенный в него яд, обеспеченное долголетие – последнее уже вопрос, но все же: чего еще они не знали о прошлом своих предков? Да и могло ли быть что-то помимо, что поразило бы их сильнее, открывшейся сегодня правды?
– Значит, где-то там – в городе, мире, на планете – живет-поживает еще одна кровная линия ferus, о существовании которой до сегодняшнего дня мы и понятия не имели? – выведя всех из состояния комы, Дей нарушил тишину. Кому что. Кого-то больше взволновала история бессмертной любви, например, самого Кассиэля, а кого-то – новоприобретенный «родственник», с равным им силовым потенциалом.
Не более получаса назад группа прибывших ferus ознакомилась с поражающей воображение рукописью: как только Кассиэль дочитал дневник, Александр направил ментальный зов присутствующей в городе троице с наказом срочно явиться к нему. И вот сейчас, в прекрасных хоромах лидера, они все вместе пытались осмыслить, переварить да утрамбовать в головах внезапно поступившую информацию. Следует ли говорить, что ни один из ferus о существовании дневников не догадывался и уж тем более не прятал их в хранилище, практически замуровав их в кирпичную стену.
– А может, существовала? – сделал поправку во времени Кассиэль. – Мы не знаем наверняка, жив ли таинственный ferus по сей день и были ли у него дети. Что-то подсказывает мне, что ответ на мой вопрос о жизни и смерти звучит как «Нет».
