Осознав, что в городе он теряет время, Кораиб вернулся в Альхараф, где быстро подогрел энтузиазм соплеменников, которые обещали – практически все до единого – взять в руки оружие, когда он даст сигнал. После этого он сформировал лигу, состоящую из Хаджадж, двух йеменитских лидеров из Ньеблы и Сидоны и лидера борно-берберов Кармоны, имея целью отделить Севилью от владений султана и ограбить испанцев. Патриции Севильи, больше не видевшие Кораиба, не знали об этом заговоре. Время от времени до них доходили смутные слухи, но точной информации не было, и никаких подозрений об опасном заговоре не возникло.
Желая отомстить в первую очередь тем, кто не захотел его слушать, и одновременно доказать им, что их суверен не в состоянии их защитить, Кораиб тайно сообщил берберам Мериды и Меделлина, что в провинции Севилья почти нет войск и, если им это интересно, богатая добыча находится у них под руками. Всегда готовые к грабежам, эти полуварвары вооружились, разграбили Талиату, убив мужчин и уведя в рабство женщин и детей. Нередко возникает вопрос, где находится Талиата. Отметим, что было по крайней мере четыре города с таким названием. Этот, судя по всему, был расположен на расстоянии половины лиги от Севильи, к югу от моста через Гуадаиру. Правитель Севильи поставил под ружье всех, кто был в состоянии носить оружие, и выступил против берберов. Узнав, что они уже стали хозяевами Талиаты, правитель разбил лагерь на высоте, известной как Холм Олив. Лагерь располагался в трех милях от врага, и обе стороны приготовились утром начать сражение. Кораиб, который, как и другие аристократы, поставил свой контингент испанским силам, ночью сообщил берберам, что облегчит их работу, дезертировав вместе со своими людьми, когда начнется бой. Он сдержал слово, и его люди, обратившись в бегство, увлекли за собой всю армию. Преследуемый берберами, правитель не останавливался, пока не добрался до деревни Уэбар – в пяти лигах от Севильи. Там его армия окопалась. Берберы не пытались его вытеснить, а вернулись к Талиате, где три дня стояли лагерем, грабя соседние районы. После этого они вернулись по домам, нагруженные добычей.
Набег разорил многих землевладельцев. Но, словно этого было мало, севильцев постигло новое несчастье. На этот раз коварному Кораибу не в чем было себя упрекнуть: его проекты подхватил глава враждебного народа – ренегатов – Ибн-Мерван. Увидев, что его соседи из Мериды вернулись нагруженные богатой добычей, правитель Бадахоса пришел к выводу, что ему стоит перейти в наступление и получить то же самое. И он не ошибся. Пройдя на расстояние десяти миль от Севильи, он много дней грабил окрестности и, вернувшись в Бадахос, не имел никаких оснований жаловаться или завидовать берберам Мериды.
Поведение правителя, бездействовавшего, когда разоряли их территории, озлобило севильцев против него, равно как и против его хозяина. Правда, идя навстречу жалобам горожан, султан сместил пассивного правителя, однако его преемник, хотя и обладал безупречной репутацией, тоже не смог поддерживать порядок в провинции и подавить мародеров, которых становилось все больше с каждым днем.
Самым грозным из бандитов был Тамашекка, борно-бербер из Кармоны, который грабил путешественников на дороге между Севильей и Кордовой. Правитель Севильи не смел – или не мог – предпринять какие-либо шаги против него, но наконец храбрый ренегат из Эсихи, Мухаммед ибн Галиб, обещал султану уничтожить бандитскую шайку, если ему будет разрешено построить крепость возле деревни Сьете-Торрес, на границе между Севильей и Эсихой. Султан принял предложение, и крепость была построена. Ибн-Галиб занял ее большим контингентом ренегатов, людей Омейядов и ботр-берберов, и бандитам вскоре пришлось уяснить, что им предстоит иметь дело с совсем другим противником, нисколько не похожим на правителя Севильи.
Спокойствие, казалось бы, восстановилось. Однажды утром по Севилье распространился слух, что ночью имело место столкновение между гарнизоном замка Ибн-Галиба и объединенными племенами Хальдун и Хаджадж, при этом один из Бени Хаджадж был убит, и товарищи принесли его тело в город. Также говорили, что Бени Хаджадж обратились к правителю, требуя правосудия, но тот отказался взять на себя ответственность в этом случае и направил их к султану.
Пока севильцы взволнованно обсуждали новость, жалобщики были уже на пути в Кордову. За ними последовали некоторые севильские ренегаты, которые, узнав от Ибн-Галиба о происшедшем, решили защитить его дело. Во главе их стоял один из самых влиятельных горожан, Мухаммед ибн Омар (Умар) ибн Хаттаб ибн Анхелиньо, дед которого первым в семье принял ислам, а имя Бени Анхелиньо было принято семьей от прадеда.
Жалобщиков привели к султану, и их официальный представитель обратился к нему со следующими словами:
– Мы мирно шествовали по дороге, эмир, когда Ибн-Галиб внезапно напал на нас. Мы попытались защититься, и в бою один из нас был убит. Мы готовы поклясться, что говорим правду, и просим вас наказать предателя Ибн-Галиба. Осмелимся добавить, эмир, что те, кто советует тебе довериться этому ренегату, оказывают тебе плохую услугу. Наведи справки о людях, которыми он командует; ты сам увидишь, что они преступники, отбросы общества. Не сомневайся, этот человек – предатель. Сейчас тебе может показаться, что он предан тебе, но у нас есть все основания полагать, что у него есть тайная связь с Ибн-Хафсуном, и однажды он отдаст провинцию ему.
После этого слово было дано Мухаммеду ибн Анхелиньо. – Узнай же суть дела, эмир, – сказал патриций. – Хальдун и Хаджадж хотели внезапно захватить замок. Они желали сделать это ночью. Но Ибн-Галиб был начеку и, видя, что замок атакуют, применил силу против силы. Если один из нападавших был убит, вины Ибн-Галиба в этом нет. Он действовал в рамках своих прав на самооборону. Не верь, мы просим тебя, лживым заверениям этих буйных арабов. Ибн-Галиб никак не провинился перед тобой. Он один из самых преданных твоих слуг, и, освободив страну от бандитов, он оказал тебе важную услугу.
Возможно, султан посчитал случай сомнительным или побоялся оскорбить одну партию, став на сторону другой. Как бы то ни было, он объявил, что ему требуется больше информации, и потому он пошлет своего сына Мухаммеда в Севилью, чтобы провести следствие.
Юный принц, будущий наследник трона, вскоре прибыл в Севилью. Он допросил обе стороны, которые продолжали упорно стоять на своем, и Мухаммед никак не мог принять решение. Пока он колебался, страсти накалились, и волнение патрициев распространилось на население. В конце концов принц объявил, что откладывает принятие решения на неопределенный срок, а Ибн-Галиб может вернуться в свой замок. Ренегаты праздновали победу. Они заявили, что принц явно на их стороне, и если он не вынес официального суждения, то лишь потому, что не хотел раздражать арабов. Бени Хальдун и Бени Хаджадж пришли к тому же выводу и почувствовали себя глубоко оскорбленными. Решив отомстить и поднять знамя восстания, они покинули город, и, пока Кораиб призывал к оружию хадрамитов Альхарафа, Абдуллах, лидер Хаджадж, собирал под свои знамена лахмитов Сенеда. Два лидера согласовали план военной кампании. Было решено, что они нанесут удар одновременно. Абдуллах захватит Кармону, и в тот же день Кораиб нанесет внезапный удар по крепости Кория, что на восточной границе Альхарафа. Предварительно он уведет стада, принадлежащие дяде султана, которые паслись на одном из двух островов в устье Гвадалквивира. Кораиб, считавший ниже своего достоинства кражу скота, поручил эту часть операции своему кузену Махди – человеку распущенному, выходки которого возмущали провинцию. Махди первым делом направился в крепость Лебриха, что напротив острова. Его принял Сулейман, союзник Кораиба, который управлял замком. Потом он переправился на остров, где около двух сотен быков и сотня лошадей паслись под присмотром одного человека. Арабы убили пастуха, погнали скот к Кории, захватили крепость и поместили в нее свою добычу. Абдуллах ибн Хаджадж тем временем с помощью борно-берберов Хонайда внезапным ударом захватил Кармону. Правитель бежал в Севилью.
