Важной составной частью государственной реконкисты стали меры по закрытию римско-католических монастырей и костелов, монашествующие и духовенство которых принимали участие в восстании. Решение о применении указанных чрезвычайных мер было принято Западным комитетом по инициативе М. Н. Муравьева. На заседаниях соединенных комитетов Царства Польского и Западного, которые состоялись 26 мая и 2 июня 1864 г., М. Н. Муравьев получил разрешение «закрыть монастыри, принимавшие участие в мятеже, с тем, чтобы здания закрываемых монастырей были приняты в распоряжение правительства для обращения их в богоугодные заведения»
[569].
В июле 1864 г. на основании высочайшего повеления от 22 июня 1864 г. за участие в восстании М. Н. Муравьев приказал закрыть Датновский бернардинский монастырь, находившийся в Ковенском уезде
[570]. Затем, в августе 1864 г., М. Н. Муравьев принимает решение и о закрытии в г. Вильно мужского римско-католического монастыря святых Петра и Павла, так как несколько монахов этого монастыря «принимали деятельное участие в мятеже»
[571]. Активное участие приходского римско-католического духовенства в восстании стало причиной закрытия и некоторых костелов. Это были вынужденные административные меры, вызванные радикальной политической враждебностью части римско-католического клира и членов монашеских орденов, нашедшей свое конкретное проявление в восстании 1863 г.
Следует отметить, что и в отношении к Римско-католической церкви в Северо-Западном крае М. Н. Муравьев также придерживался принципов законности и справедливости. Его задачей являлось наказание только тех римско-католических священников и монашествующих, которые были виновны в вооруженном мятеже против законного российского правительства. В качестве меры такого наказания была принята практика закрытия монастырей и костелов, которые использовались римско-католическим клиром для агитации в пользу восстания или для помощи и укрытия повстанцев. Решения о закрытии таких монастырей и костелов принимались только после расследования и установления фактов нарушения закона. Ксендзов и монашествующих, чья конкретная вина не была установлена, переводили в другие приходы и монастыри с сохранением денежного содержания, получаемого ими от казны. В то же время, ксендзы, открыто выказавшие верность правительству, получали от Муравьева государственные награды
[572].
Закрывались также и те монастыри и костелы, которые были построены ранее, в обход закона, или монастыри, которые содержали число монашествующих, не соответствовавшее установленным штатам. И в этом случае проводилось обязательное административное расследование
[573].
Столь же последовательно, в рамках закона, осуществлялось присоединение к православию бывших униатов, записанных в число прихожан римско-католических парафий. Начавшийся при управлении М. Н. Муравьева процесс присоединения католиков к православию носил сугубо добровольный характер, так как в отношениях веротерпимости М. Н. Муравьев никогда не прибегал к административному принуждению религиозной совести
[574].
Нарушение принципов добровольности при воссоединении католиков с Православной церковью началось уже позже, после того как М. Н. Муравьев покинул пост главного начальника края.
Отношение М. Н. Муравьева к Римско-католической церкви в чрезвычайных обстоятельствах восстания и военного положения, введенного в крае, не выходило за правовые рамки действовавших в империи правовых норм веротерпимости. Спровоцированная восстанием политизация отношений веротерпимости отнюдь не свидетельствовала об их упразднении, так как «свобода веры» для «иностранных исповеданий» была закреплена в «Основных государственных законах». Однако критические замечания Муравьева по поводу «так называемой веротерпимости», сделанные им в отчете императору, требуют некоторого пояснения.
Следует отметить, что М. Н. Муравьев не испытывал религиозной нетерпимости к католичеству. Он не только никогда не закрывал по собственному произволу костелов, каплиц и монастырей, но в случае действительных религиозных нужд католиков запрашивал у казны средства для ремонта костелов. Действуя на основании законодательства о веротерпимости, главный начальник края разрешил постройку и возобновление костелов: Бржозовского, Богинского, Данюшевского, Какуцишского в г. Дриссе, в Корве, Радошковичах и др. — всего, свыше 20-ти. При постройке и ремонте костелов Муравьевым иногда выдавалась субсидия из казны. Например, на окончание строительства Радошковичского костела он разрешил отпустить 4780 руб.
Как отмечает А. И. Миловидов: «Он и ксендзов преследовал и карал не за их веру, а за измену государственной присяге, за действия противогосударственные и противоправительственные. Когда же в конце 1863 г. некоторые из них, вернувшись из мятежных банд, изъявили покорность, то все они (более 30) были прощены Муравьевым, некоторые еще раньше были им отпущены на поруки прямо из тюремного заключения»
[575].
«Так называемая веротерпимость», с точки зрения М. Н. Муравьева, — это практика политической беспечности прежней администрации Северо-Западного края, при которой: «римско-католической пропаганде дозволялось проникать всеми возможными путями к достижению преступной цели ополячения края, благодаря чему римско-католическому духовенству удалось в издревле русском крае обратить городское население в католичество и довольно значительную часть сельского»
[576].
Следовательно, у Муравьева речь шла о явных и массовых нарушениях «правил веротерпимости», которые запрещали римско-католическому духовенству заниматься прозелитизмом среди населения, принадлежавшего к господствующей Православной церкви, и строить костелы и каплицы в обход действовавшего закона
[577].
