«А можно я посмотрю, что там, наверху?» – спросила я, заинтригованная увиденными котлами и бочками. «Извините, но это секрет», – последовал дружелюбный, но твердый ответ. Любопытно, что даже сегодня, когда так много информации находится в открытом доступе, крупный производитель красок способен хранить рецепт старомодной краски.
И в Турции Мартиненго тоже сказали бы «извините, но это секрет», если бы он попросил показать процесс получения сияющей оранжево-красной краски, которую видел на коврах Константинополя. Хотя, скорее всего, османские красильщики были бы менее вежливы, ведь секрет получения «турецкой красной краски» был одним из самых тщательно хранимых секретов мира красок, и европейским красильщикам потребовалось несколько столетий подкупа, переговоров и, без сомнения, шпионажа, чтобы раскрыть его. В какой-то момент в начале XVIII века молодой химик по имени Анри-Луи Дюамель дю Монсо приблизился к разгадке, обнаружив, что, когда он кормил голубей мареной, их кости становились красными: это согласовывалось с теорией, что именно кальций удерживает цвет. Но первыми в 1730-х годах секрет разгадали голландцы, а французы оказались вторыми – они смогли получить краску из марены только в 1747 году
[132]. Англичанам секрет не давался, так что в конце концов им помогли два брата из Руана, Луи и Абрахам Анри Борель, которые прибыли в Манчестер в 1787 году и предложили городскому комитету по торговле купить у них секрет приготовления турецкой красной краски.
Этот рецепт подоспел в Британию очень вовремя, потому что 1790-е годы стали «десятилетием красной банданы». Сегодня эти яркие хлопчатобумажные платки носят лишь изредка, но когда-то в одном только Глазго на их производстве было задействовано полторы тысячи ткацких станков и несколько красильных фабрик. В основном платки шли на экспорт в Индию, на Дальний Восток и в Западную Африку. Часть отправляли в недавно получившую независимость Америку, и их часто покупали для рабов: они использовались как впитывающие пот повязки, а еще в них удобно было завязывать еду для полуденного обеда. Красные банданы носили и британские моряки. В 1806 году, всего через несколько месяцев после Трафальгарского сражения, знаменитый художник Бенджамин Уэст устроил у себя дома показ для широкой публики огромной документальной картины «Смерть Нельсона»
[133]. Главный герой гибнет в центре полотна, а по краям изображены обычные моряки, переживающие свои драмы, а позади них бушует битва. У многих можно увидеть красную бандану – на голове, как пояс на талии или, чаще всего, завязанную на шее. Удивительно, что умение производить маленькие куски ткани с белыми узорами на красном фоне может создать компанию, но такова суть модного бизнеса. Узоры делались с помощью очень новой на тот момент техники «вытравной печати»: сначала ткань полностью окрашивали мареной, затем вытравляли рисунок кислотой, после чего уже наносили другие краски. Из древесины кампешевого дерева получали черную краску, желтую делали из крушины ломкой. Также часто использовали берлинскую лазурь.
Бандановый бум закончился в начале XIX века, но к этому времени красильщики, использовавшие марену, успели перебраться из Глазго в долину Левен. Причин переезда было две. Во-первых, Глазго стал слишком грязным, что мешало качественному отбеливанию и окрашиванию тканей. Я так и представляю себе картину: акры маленьких красно-белых платочков, вывешенных для просушки, настолько быстро покрываются черными точками сажи, что никто даже высморкаться в них не успевает. А во-вторых, сам процесс крашения стал слишком грязным для Глазго. Ведь производство «турецкой красной» краски было весьма неароматным, поскольку включало нанесение на нити, пропитанные прогорклым касторовым маслом, квасцов, использование олова, кальция, танина, бычьей крови и, что самое неприятное, овечьего или коровьего навоза. После завершения трех с лишним недель одного из самых сложных из когда-либо изобретенных процессов крашения ткань и краска пахли очень специфически
[134]. Европейцам стало ясно, что секрет окрашивания ткани в благородный ярко-красный цвет отчасти заключался в использовании обычного дерьма.
Однако ажиотажный спрос на красный цвет не мог сохраняться бесконечно, даже несмотря на огромный успех оранжевых узоров в виде плодов манго, которыми прославился шотландский городок Пейсли, и на приказ короля Луи-Филиппа, согласно которому солдатские фуражки и брюки должны быть выкрашены в красный цвет, чтобы поддержать французскую мареновую промышленность. Но смертельный удар нанесла марене не изменчивая мода, а наука. В 1868 году в Лондоне английский центнер марены (50,8 кг) стоил тридцать шиллингов. В 1869 году цена упала до восьми шиллингов – двадцать два шиллинга производители марены потеряли в тот момент, когда в немецкой лаборатории Карл Гребе и Карл Либерман нашли формулу ализарина, химического вещества, содержащегося в марене, которое и делает ее красной. Это сделало ненужными все посевы марены в мире. Ситуация не менялась до недавнего времени, когда произошло небольшое, но значительное оживление спроса на марену.
В 1976 году немецкий учитель химии Харальд Бемер отправился преподавать в Турцию. Он был потрясен тем, насколько отвратительно выглядели местные ковры. «Я решил, что не стоит впустую тратить время, производя столь уродливые вещи. Почему они не могут использовать старые краски?» Но потом он осознал, что никто уже не знает, как их сделать. Лишь немного женщин в отдаленных деревнях использовали марену для окрашивания ковров, входивших в их приданое, но, как правило, ковры плохо прокрашивались, да и цвет получался скорее коричневым, чем красным. Бемер самостоятельно проделал огромную детективную работу – выискивал информацию в книгах, экспериментировал и дружески общался с профессиональными красильщиками. Образно говоря, он нашел свой «потерянный лак». Он даже нашел способ сделать фиолетовую краску из марены и долгое время никому не раскрывал свою коммерческую тайну
[135].
Через три года Бемер с женой вернулись в Турцию с папками, набитыми рецептами, основали кооператив под названием DoBAG, и с тех пор уже двадцать лет сотня ткачей производит ковры и вдохновляет других производителей применять натуральные красители. Доктор Бемер объяснил причину случившегося: «Синтетические красители дают только один цвет. Но в марене есть не только красная краска, но и синяя, желтая. Окрашенная ткань получается менее яркой, но цвет будет значительно интереснее». Мне вспомнилась фотография, которую я видела на фабрике Winsor & Newton – кусок корня марены, увеличенный в двести сорок раз. Он переливался оранжевым, синим и красным, как крылья зимородка, – казалось, в нем собраны все мыслимые цвета.
