Ладно, хватит. Когда речь заходит об Ил-4, я могу распинаться очень долго. А расскажу я вам не о самолете, а о двух встречах в ночном небе. Может показаться небывальщиной, но всё так и было…
Первая случилась осенью сорок третьего. Мы как раз тогда вылетели бомбить большой железнодорожный узел в глубоком немецком тылу. Шли, как обычно, без истребительного прикрытия – «ястребкам» не всегда и хватало радиуса действия, даже с подвесными баками. Это было не такое уж опасное предприятие, как может показаться. Ну да, немцы уже широко использовали при защите стационарных объектов радары. (Кстати, о чем мало известно, у нас к началу Отечественной тоже были радары, РУС-1 и РУС-2, только имелось их очень мало.) И ночные истребители у немцев имелись, операторы радаров их на нас выводили с большой точностью. Однако радаров было все же не море разливанное, да и от истребителей мы огрызались порой очень успешно. Так что никак нельзя сказать, что процент потерь был таким уж катастрофическим – это в начале войны потери были удручающие, оттого что летали в прифронтовой полосе днем, без истребителей…
Тот полет проходил нормально, мы шли замыкающими, и до цели оставалась примерно четверть пути. Ни одна сволочь не объявилась, не заходила нам в хвост. Что нас, понятно, не расслабляло ничуть – главная карусель должна была начаться над целью, а то и при подлете. Так что ушки мы держали на макушке, особенно стрелок, «державший» хвост, ему приходилось проявлять двойную бдительность.
Хвостовой стрелок и сказал, да что там, прямо-таки завопил не своим голосом:
– Командир!!!
– Что такое? – встрепенулся я (от вопля в наушниках аж зазвенело). – «Мессерá»?
(У немцев были истребители и других марок, но мы ради простоты и краткости звали их всем гамузом «мессерами» – да ночью и не разберешь сразу, какой системы гад тебе в хвост заходит – а собственно, какая разница?)
– Да нет, – сказал он уже спокойнее. – Но тут такое… Глянул бы ты, а? Черт знает что, хрень такая…
Ну, раз «черт знает что», то уж явно не ночные истребители. Передал я управление штурману и, скрючившись в три погибели, чуть ли не на четвереньках полез в хвост. Хорошо еще, что был не в зимнем комбинезоне, так оно сподручнее.
Хвостовая башенная турель была не то чтобы тесная, но у стрелка обзор был лучше, он сидел высоко, в подвесном брезентовом кресле, а я стоял, выставив над фюзеляжем только голову. Но все равно видел отлично…
В самом деле, черт знает что! За нами летели светящиеся шары, этаким журавлиным клином: один флагманом, за ним два слева и четыре справа (я их машинально вмиг сосчитал). Как они выглядели? Да именно что светящиеся шары, летевшие, как сказать, сами по себе, очень близко друг к другу, так что никакой истребитель между ними ни за что не уместился бы. Ярко-розовые, причем не сплошные, а как бы ажурные, этакого затейливого плетения, словно бы из непонятного яркого света. В жизни такого не видел…
На каком расстоянии от нас они летели, я тогда не мог бы сказать и сейчас не могу. Потому что не знал их размеров. Если с футбольный мяч – совсем близко, если в несколько метров – держались довольно далеко. Точно определить размер было невозможно: никаких дальномеров у нас не имелось, они есть только у артиллеристов, а у летчиков им взяться неоткуда. Ну а до радаров на самолетах было еще как пешком до Луны, деликатно выражаясь, или до Китая раком, если попросту…
(Правда, сейчас я не уверен, что их взял бы радар.)
Одно можно сказать точно – шары идеально держали дистанцию как меж собой, так и меж флагманом и нами. Летели у нас в хвосте, летели, а дистанция нисколечко не менялась. Словно у них там сидели опытные пилоты…
Не знаю, сколько прошло времени, пока мы вот так торчали и таращились на них как баран на новые ворота – отчего-то вопреки иным устоявшимся рефлексам и в голову не пришло посмотреть на часы, засечь время.
– Откуда они взялись? – вопросил я в совершеннейшей растерянности.
– Да как бы из ниоткуда, – так же растерянно ответил стрелок. – Ни черта не подлетали. Взяли вдруг да зажглись, вот на таком вот именно расстоянии. И прилипли, как репей к собачьему хвосту…
И мы снова на них таращились – а они, светясь по-прежнему, не тусклее и не ярче, все так же держали прежнюю дистанцию, словно привязанные невидимыми буксировочными тросами, как планеры. Не издавали ни малейшего шума, и не видно было ничего, похожего на ночные выхлопы авиамоторов (и как я понял впоследствии, и ракетного выхлопа). Просто-напросто светящиеся ярко-розовые шары, ажурно-затейливые, и всё тут…
Моторы работали спокойно, немецких истребителей не было, выхлопные патрубки идущих впереди самолетов были, как обычно, прикрыты пламегасителями, но все же их тусклые огоньки виднелись. Самолет исправно летел в ночном небе, как сто раз до того – а в хвосте у нас, строго соблюдая дистанцию, ими самими установленную, – неотступно, беззвучно, не проявляя ни капли агрессии, не совершая маневров, тащились эти загадочные шары. И я понятия не имел, что они такое, знал одно: ничего подобного раньше не видел, ни о чем подобном от наших – да от кого бы то ни было – в жизни не слышал.
– Командир… – сказал стрелок азартным шепотом. – А если это новое секретное оружие? Немецкое?
У меня у самого мелькнула такая мысль, потому что ничего другого в голову не приходило. Чуть подумал и сказал:
– Не похоже. Будь это оружие, они бы по нам давно влепили, я так думаю…
– А пожалуй что, – согласился он. – Может, дать очередь по переднему? Вдруг он совсем близко и я его достану?
На сей раз я почти не раздумывал, сказал:
– Лучше не стоит, кто их там знает, будет ли им ущерб. А вот они могут чем-нибудь таким шарахнуть…
– Чем? – спросил стрелок.
– А я знаю? – огрызнулся я. – Ничего с ними не известно, так что не вздумай!
– Есть…
И мы опять на них таращились, а они летели за нами как привязанные. Связываться с ребятами было бесполезно – они из нижней турели и носового фонаря все равно не увидели бы эту чудасию. Так что я просто таращился, как и стрелок, молча – а что я мог сделать? Совершенно ничего…
Правда, я посмотрел на часы – ошеломление прошло, и прежние рефлексы напомнили о себе. Получалось, за всё про всё с того момента, как я оказался в башенной турели, прошло всего-то девять минут. А показалось, не меньше часа…
Пора было принимать решение. Минут через десять мы должны были войти в зону действия немецких истребителей, и тут уж следовало ухо держать востро, не отвлекаться ни на что постороннее, пусть даже на непонятные светящиеся шары, журавлиным клином пристроившиеся в хвост. В конце концов, от них пока что не было никакого вреда, а мне, по уму, следовало вернуться на свое место…
Проблема разрешилась сама собой – шары вдруг погасли, разом, все сразу, словно повернули выключатель. Как я ни всматривался в ночное небо, ничего там не заметил – всё как обычно, темнота и яркая россыпь звезд – мы шли километрах на пяти, над облаками.
