– Очень может быть, – повторил он. – Ну что же, зачем добру пропадать. Заберите все отсюда в качестве доппайка. Только с некоторыми уточнениями…
Он взял у старлея ППС, велел нам отступить к двери, отошел сам и пустил длинную очередь по батарее бутылок, вмиг расколошматил, варвар и садист, все до единой, полные и пустые. Искоса глянув на старлея, я увидел на его лице плохо скрытое сожаление – он, как и я, несомненно, был горько удручен таким вот вандализмом. Вполне возможно, и самому Таласбаеву это было не по нутру – никогда среди трезвенников не числился, – но положение обязывало…
Когда вернулись в «Смерш», Таласбаев тщательно запротоколировал мою версию о секретных трудах немца и зажигательном устройстве и дал мне подписать. Я подписал с легким сердцем – речь шла не о каких-то фактах, которым я давал бы ложное истолкование, а исключительно о моих догадках – при полном отсутствии вещдоков, им бы противоречивших. Он, как нетрудно было догадаться заранее, вызывал всех восьмерых моих орлов, допрашивал поодиночке. Все они говорили одно и то же, то есть чистую правду: что одновременно заполыхало по всему дому, так что пьяным случайным поджогом это никак не объяснить. Он составил еще протокол осмотра дома, под которым подписались все трое. А через три дня вызвал к себе и суховатым тоном обрадовал: ни к кому из нас девятерых нет никаких претензий, дело закрыто…
И в самом деле, меня до самой демобилизации весной сорок шестого никто так по этому делу и не побеспокоил. Уже тогда я понимал логику таласбавского начальства, потому что сам на его месте рассуждал бы точно так же. При полном отсутствии вещественных доказательств никто не стал бы устраивать по всей Германии грандиозную облаву на моего доктора Фауста. И никто бы не взял на себя мартышкин труд – посылать саперов, чтобы поискали тайники, где могло бы помещаться это выдуманное мною «зажигательное устройство». Какой смысл? Разве что для полной очистки совести составить еще один протокол осмотра, и не более того. Но начальство явно решило, что вполне достаточно уже имеющихся бумаг, и закрыло дело к чертовой матери, хватало других, насущных и важных…
А я… Ну, что – я? Вернувшись домой, с началом нового учебного года без труда восстановился в институте, на четвертом курсе. Поначалу пришлось трудненько, очень многое подзабыл, за исключением немецкого, но ничего, поднапрягся и справился. Моя гражданская биография ничем оригинальным не отмечена: закончил институт, женился, дети пошли, до пенсии проработал инженером последовательно на трех заводах, получил три трудовые награды, внуки пошли, дачку обустроил… Ровным счетом ничего интересного.
Один-единственный раз в жизни приключилось со мной тогда, в Германии, нечто по-настоящему Необыкновенное. И я нисколечко не жалею, что один-единственный раз. О Необычайном интересно читать в книгах и журналах, а в обыденной жизни оно мне совершенно ни к чему, такой уж я скучный технарь…
Мои соображения, появившиеся уже потом? Есть такие… Никак не скажу, что я об этой истории думал постоянно, хватало других, чисто житейских хлопот, но периодически мыслями к ней возвращался. Что интересно, всякий раз, почти без исключений, в День Победы, когда случалось крепенько выпить с такими же, как я, и в голову косяком приходили фронтовые воспоминания. В том числе о том доме, о диковинах в нем. Нет, никому я эту историю не рассказывал, ни за что не поверили бы. Из разведчиков моих к Победе осталось только пятеро, Гоша Сайко, Марат и Мусин погибли в Берлине, а остальные своими глазами видели только странный пожар – тогда же я и Гоша с Мусиным порешили ни о чем остальным не рассказывать…
Так вот, мои соображения… Хотя я и мысленно прозвал немца моим доктором Фаустом, категорически не верю, что ко мне ночью приходил Мефистофель или иная нечистая сила. Дело еще и в том, что, сколько я ни читал о всевозможной нечистой силе, не встретил и отдаленно похожего упоминания об этакой вот ее разновидности. Знаете, что самое занятное? Что я тогда пытался прогнать нечистую силу, в которую не верю, с помощью крестного знамения, в которое тоже не верю. Может, потому и не подействовало крестное знамение, что я неверующий? Ну, это я не всерьез, так, шутка юмора…
Если же серьезно, есть другая версия, гораздо более предпочтительная для сугубого технаря. Доктор Фауст был связан с пришельцами из какого-то другого мира. Может, инопланетяне, может, обитатели иных измерений. Наука пока что не подтвердила их существование, но теоретически допускает, а это уже совсем другое дело, не то что все рассуждения о нечистой силе…
Мысли такие возникали у меня и раньше, когда стали много писать об инопланетянах и тому подобных вещах – о параллельных мирах, иных пространствах. Почему нет? Вполне материалистическая, рационалистическая, логически непротиворечивая гипотеза, разве что научного подтверждения пока что нет, но разве такое впервые случается? Сегодня нет, а завтра, глядишь, появится…
А особенно я в этой мысли укрепился, когда прочитал несколько лет назад один фантастический роман, американский. Фантастику я в руки беру не так уж часто, но все же случается. Это старший внук у меня большой любитель фантастики, ему я все книги, что сам прочитал, и отдаю.
Ни автора, ни названия не помню, но сюжет помню хорошо. Суть такова. Живет в американской глубинке ничем не примечательный, незаметный мужичок. Вот только в доме у него – своего рода явка космических пришельцев, этакая перевалочная база, вокзал для самих пришельцев и их грузов. Вот вы профессионал в своем деле, то бишь именно что в фантастике. Может, знаете, о какой книжке идет речь? Ага! Клиффорд Саймак «Перевалочная станция»? Точно он? Ну что ж, профессионалам нужно верить.
Коли уж вы эту книгу знаете, прекрасно понимаете, что я имею в виду. Мой доктор Фауст был вроде резидента у пришельцев неведомо откуда, а его дом – то же, что явочная квартира. Почему бы и нет? Тут, правда, возникают вопросы, на которые ответа не доискаться. Вот, скажем, такой… Какое практическое значение с точки зрения технаря имели море в сундуке и часы, в которых песок течет не вниз, как ему положено, а вверх? На мое разумение, никакого. А на деле – кто ж его знает? Может, какой-то и имело…
И я не могу избавиться от такой мысли: в доме, кроме загадочного сундука и песочных часов, было еще что-то, нечто, говоря языком технарей, стационарное, что никак не должно было попасть в чужие руки. Иначе зачем они сожгли дом? Между прочим, я стопроцентно уверен, что они не хотели нас убивать. В пользу такого предположения – то, как разгорался пожар. Думаю, им было вполне по силам сделать так, чтобы мы оказались вроде мышек в высокой пустой кастрюле, стоящей на огне. Но все было иначе. Горели стены и потолок, мебель, библиотека, но пол, двери и лестница оставались нетронутыми. Никто из нас даже самую малость не обжегся. Полное впечатление, что нам оставили путь к отступлению, да что там – к бегству. А «путь отхода» заполыхал уже потом, когда мы пулей вылетели из дома…
Почему доктор Фауст сбежал, оставив все в доме? А может, и не поперся с беженцами по путаным военным дорогам? Может, они его попросту забрали к себе, чтобы пересидел там тяжелые времена? Почему в таком случае не забрали все Непонятное? Откуда ж я знаю…
