Глава 8
Спустя пару часов запястье Ханны болело от записей, голова раскалывалась, а мочевой пузырь грозил вот-вот лопнуть. Отлучиться не нашлось возможности из-за бешеного темпа работы. Бэнкрофт основную часть времени провел в кресле, положив на лицо открытую книгу «Над пропастью во ржи» и закинув забинтованную ногу на столешницу. Он сопровождал оживленной жестикуляцией поток замечаний, выговоров и оскорблений без использования бранных слов. Среди этого потока изредка попадались и полезные указания.
Ханна не успевала задавать вопросы, с трудом пытаясь понять отрывистые распоряжения Бэнкрофта и хоть как-то их записать. Видимо, в этом и заключалась ее работа, потому что Грейс отдала девушке блокнот и лишь иногда подсказывала, что означал тот или иной жаргонизм. Стелла сидела в углу и печатала что-то на компьютере.
Процесс проходил с неким подобием порядка, причем с основным упором на слове «подобие».
Совещание открыла Грейс. Она перечислила статьи от внештатных журналистов. Вернее, так их назвала про себя Ханна, Бэнкрофт же предпочитал говорить о них как об «идиотах, которых не приходится видеть каждый день». Окс и Реджи, к которым она точно не собиралась обращаться как «китаец» и «толстяк», представляли раздел газеты, отвечавший за сенсации. Последнее звучало чрезмерно пафосно для подобного издания, но Ханна старалась мыслить шире. Из двух журналистов Окс, казалось, лучше понимал тактику взаимодействия с Бэнкрофтом, что означало меньше упреков и замечаний. Главный уфолог «Странных времен» предлагал именно тот материал по местам посадки НЛО, теориям заговора и историям о странных японских роботах, которого ожидал Бэнкрофт. Реджи же рекомендовал к публикации статьи на темы, «интересные любому нормальному знатоку паранормального».
Исчерпав лимит цензурных ругательств, главный редактор под неусыпным наблюдением Грейс в конце концов перешел на грубые звуки, чтобы выразить свое недовольство. Было бы неправильно сказать, что он вел себя как избалованный ребенок: Ханна никогда не видела ребенка, который с таким же воображением и целеустремленностью оскорблял бы всех вокруг.
Когда Реджи закончил перечислять темы для возможных статей, Бэнкрофт покраснел так, что напоминал свеклу, и наверняка испытывал жажду, так как вся слюна ушла на презрительное фырканье и грубые звуки. Главный специалист по паранормальным вопросам пытался придать газете более серьезный и научно обоснованный тон. Оставалось пожелать ему удачи.
Накануне Ханна взяла домой один из последних выпусков «Странных времен». Издание обещало странные, загадочные и необычные новости со всего света и «за его пределами». Просматривая статьи о таинственных существах, обсуждения абсурдных теорий заговора и истории о людях, которые творили всевозможную ерунду — в основном голыми — и выдвигали различные дикие предположения, Ханна почти слышала голос отца, спрашивавшего, что за бред читает дочь.
Она никогда не считала себя ханжой, но пребывала в изумлении от колонки с завуалированным названием «Совместное времяпрепровождение». Рубрика, похоже, выходила на регулярной основе и содержала список предметов, с которыми мужчины пытались заняться сексом, а женщины хотели сочетаться браком. Муж Ханны тоже был, по всей видимости, эротоманом, но его хотя бы никогда не ловили в объятиях терракотовых воинов. А если бы она последовала примеру женщины из Вайоминга и выбрала в качестве супруга комбайн для сбора урожая, то насколько иначе сложилась бы ее судьба.
Закрыв газету, Ханна еще раз взвесила в уме все за и против. Впервые в жизни она получила работу. И даже если та заключалась в публикации полнейшей чуши, да будет так. Значит, пора стать лучшей в этом деле. Кроме того, в мире наверняка имелись занятия и похуже. Хотя Бэнкрофт, без сомнения, вошел бы в список пяти самых ужасных начальников на планете.
Он руководствовался крайне необычным методом отбора статей, который вращался вокруг рыбы. При упоминании новой темы главный редактор либо задавал дополнительные вопросы, либо выкрикивал название одного из представителей морской фауны с номером и переходил к следующему пункту. После первоначального замешательства Ханна сообразила, что таким способом обозначались объем статьи и страница в газете. «Планктон» считался самым незначительным — всего пара строк, «креветки» занимали параграф, «форель» — два абзаца, «лосось» — три, «дельфинам» отводилась полоса, а «акулам» — целый разворот.
Этим профессиональный жаргон не ограничивался. Слово «жареный» означало, что к истории шли рисунки или фотографии, а «с пузырьками» — цитаты. И то и другое считалось отличным дополнением. Если Бэнкрофту не нравилась статья, он приказывал или «выбросить ее обратно», или «положить в морозилку». Последнее, по предположениям Ханны, являлось эквивалентом переноса материала на более позднюю дату.
«Кита» же они пока не нашли, отчего атмосфера в помещении начала накаляться, становясь неловкой. Этому также способствовал тот факт, что Бэнкрофт снял обувь со здоровой ноги, хотя ужасная вонь намекала: выводы насчет отсутствия болезней делать было рано.
— Итак, — произнес главный редактор. Ханна подозревала, что он заснул, потому что из-под книги уже давно не доносилось едких замечаний. — Пройдемся по материалам еще раз.
Когда все сотрудники газеты испустили дружный стон, Бэнкрофт выпрямился и огляделся.
— Простите, вы хотели сделать перерыв на обед? Надо было так и сказать.
Ханна поднялась с места, хотя подсознание твердило, что не стоило так поступать. Остальные воззрились на новенькую с жалостью. Именно таких взглядов удостоили бы соратники по стаду антилопу, которая начала бы хромать посреди опасной африканской саванны.
— Что же вы? — подбодрил подчиненных Бэнкрофт. — Не хотите последовать примеру новой Тины и отправиться перекусить или пройтись по магазинам, будто газету вовсе и не нужно выпускать? Подумаешь, издадим в пятницу бумажонку с всеобъемлющей, полнейшей, абсолютной, зияющей пустотой на первой полосе! Читателям нет дела, что мы не нашли достойного материала.
— О, — пробормотала Ханна, опускаясь обратно на место и делая мысленную пометку в значении слова «кит».
— Достаточно, Винсент, — упрекнула Грейс. — Ты донес до нас свою идею.
— Разве? А вот мне так не кажется! Ведь все засунули головы в… — Поймав ее предупреждающий взгляд, Бэнкрофт уже тише продолжил: — Сами знаете куда, и никто, ни единая живая душа не может предложить хоть что-то достойное.
— А нельзя… — выпалила Ханна и только потом с удивлением поняла, что именно осмелилась сделать.
— Нельзя что? — спросил Бэнкрофт, поворачиваясь к ней и меряя подозрительным взглядом.
— Что-нибудь выдумать?
Несколько лет назад Ханна совершила подобную ошибку, позволив мужу сесть за руль машины после снегопада на Рождество. Карл распинался, что остальные водители — жалкие трусы, а современные шины предназначены, чтобы справляться с любыми погодными условиями. Во время этой лекции он слишком быстро и резко вписался в поворот, и автомобиль с современными шинами, предназначенными справляться с любыми погодными условиями, занесло. Очень сильно. Это был незабываемый опыт. Пока машина вращалась по дороге, перепуганная до смерти Ханна успела трижды проклясть идиота-мужа, а тот успел объяснить, что не виноват в случившемся, и только потом они врезались в трактор. Управлявший им фермер проявил понимание, хотя Карл пытался свалить ответственность за аварию на пострадавшего, вопреки доводам разума, показаниям свидетелей и простой человеческой порядочности.
