Потом Вола уехала, а он зашагал к палатке новобранцев, и, пока шагал, что-то странное, казалось ему, происходило с силой тяжести.
В лёгком оцепенении он прошёл ознакомление с лагерем: ему показали казармы и рабочие площадки, прокрутили фильм о миссии Воинов. Потом выдали памятку об обязанностях Воина. В уборке территории и приготовлении еды участвуют все наравне, а завтра он должен выбрать для себя специализацию. Инфраструктура, коммуникации, экосистемы – одно из трёх.
Он уже пообедал и задвинул свои вещи под койку в конце ряда, и дальше единственное, что от него сегодня требовалось, – перезнакомиться с остальными Юными Воинами, так сказал сержант. Но он это просто сказал, а не приказал.
Питер вглядывался сквозь прутья в тёмную воду. Сзади доносились негромкие голоса, иногда прорывался смех. И внезапно – запах жжёного сахара.
Он чуточку повернулся, чтобы видеть людей у костра. Половина из них мужчины, половина женщины, возраст – самый разный. Большинство одеты в армейскую форму, оставшуюся с войны. Юных – всего трое, не считая Питера: они сидели группкой и перебрасывались чем-то вроде мячика.
Внимание Питера привлекли два Воина – парень и девушка лет девятнадцати-двадцати; что-то в том, как они сидели, подсказывало, что они пара.
Ну вот, опять этот горячий сахарный запах щекочет ноздри.
Питер встал, дошёл по бетонной стене до ступенек и спустился. Поколебавшись, он решил подсесть к костру, просто ни с кем не разговаривать.
Он выбрал бревно рядом с теми двумя, парнем и девушкой. Теперь он уже понял, что они точно пара: рука парня лежала на колене девушки. Очень хорошо – значит, на него они, скорее всего, и внимания не обратят.
У девушки были тёмные густые кудри, стянутые на затылке цветастым шарфиком. Когда Питер сел, она ему улыбнулась.
Парень с ней рядом чуть наклонился вперёд – Питер успел разглядеть, что у него чисто выбритая голова и на шее татуировка, – приветственно покачал ладонью и стал опять смотреть в костёр.
Девушка протянула Питеру коротенький прутик, который она вертела в руках, и пакет с маршмеллоу.
– Это нам подарили, – сказала она. – Люди такие щедрые, так благодарят нас за то, что мы возвращаем им воду! Везде, куда бы мы ни пришли. В последнем городке одна бабулечка прямо заставила нас с Сэмюэлом взять этот пакет: вот вам, говорит, раз вы всё у костра да у костра.
Парень, Сэмюэл, отклонился на этот раз назад, чтобы лучше видеть Питера.
– Мы с Джейд – передовая разведгруппа, – объяснил он. – А та бабуля нам рассказала, что её внук, когда был на войне, ужасно скучал по этим зефиркам.
– Чего нам только не приносят! – добавила Джейд. – И украшения, и разные вещи близких – тех, кто погиб на войне. Но мы, конечно, можем брать только продукты.
Какой-то мужчина стал рассказывать, как ему пытались подарить лошадь. Потом женщина по ту сторону от костра вспомнила, как опоссумы забрались в продуктовую палатку, и вся компания развеселилась. Мысли Питера блуждали, он рассеянно смотрел, как его зефирная подушечка покрывается золотыми пузырьками. Когда она поджарилась идеально – хрустящая корочка, сладкая тянучая серединка, – откусил уголок. И снова подумал: да, ему нравится его будущее. Вот так нормально, так он готов жить.
Но потом девушка, Джейд, всё испортила.
– А на прошлой неделе нам встретилась семья лис.
Питер окаменел.
– Родители и три лисёнка, – продолжила она. – Обалдеть какие милые!
Питер вытер руки о джинсы и отложил прутик с надкушенным маршмеллоу на соседний камень.
– Как они выглядели? В смысле родители. – Голос его дрожал, но Питер надеялся, что никто не заметит.
– Как выглядели? – удивился Сэмюэл, слизывая с пальцев расплавленный зефир. – А они разве не все выглядят одинаково?
– Да, конечно. – Питер подтянул колени к груди и обхватил их обеими руками. Зря он спросил.
– Ну что ты, Сэмюэл, – сказала девушка и повернулась к Питеру. – Мы были от них далеко, на той стороне водохранилища, смотрели в бинокль. Но кое-что мне запомнилось. У одного из взрослых странный хвост. Не пушистый, лисий, а такой… голый, как хлыст. Будто с него содрали мех.
Сердце Питера забилось сильнее. Когда он в последний раз видел Пакса, с ним была лиса – с острой мордой и в ярко-медной шубке, но хвост у неё был обгорелый.
– А второй взрослый? – Он изо всех сил старался приглушить нетерпение в голосе. – Не запомнили его?
– Прости, – сказала Джейд, и это прозвучало так, будто она и правда просит у него прощения. – Я смотрела только на лисят. Они явно никогда раньше не видели воды, и я ещё подумала: интересно, как это – первый раз в жизни трогать воду? – Она перевела взгляд на водохранилище, мерцавшее в свете звёзд. – Вода – это чудо, правда?
Сидевшие у костра притихли. Теперь все слушали Джейд.
– И они в неё вошли. И знаете, они были в точности как мы – ну то есть как обычные человеческие дети. Сперва вроде испугались, потом им стало любопытно – они начали её нюхать, трогать лапками, отпрыгивать… Потом смотрю – они уже носятся, плещутся, сбивают друг дружку с ног. А дальше пристроились у края и стали пить, и я подумала: хорошо, что их только сейчас привели сюда впервые. Вода уже более или менее чистая.
– Более… или менее? – переспросил Питер.
– По крайней мере, она их не убьёт. От всех ядов мы её очистили. Теперь осталось восстановить экосистему.
Она опять предложила Питеру пакет с маршмеллоу, но Питер покачал головой. Он знал, что не сможет сейчас ничего проглотить.
– И было очень странное чувство, – задумчиво проговорила Джейд, накручивая на палец уголок своего шарфика. – Мы с Сэмюэлом занимаемся этим вот уже четыре месяца. Но всегда получается как: мы приходим в какое-то место с испорченной водой, чистим и идём дальше. И ниже по течению – опять то же самое. Нет, вообще-то мы понимаем, что после нас люди начинают возвращаться в свои старые дома, что у животных на этой территории появляется шанс выжить – и всё это здорово. Но в тот раз я впервые увидела это собственными глазами – убедилась, что мы делаем что-то реальное. Благодаря вот этим лисам с лисятами. И такое чувство, как будто это теперь мои собственные лисята.
– Ну вот, «собственные», – усмехнулся Сэмюэл. – Лисы не могут быть ничьей собственностью.
– А у меня был лис, – тихо сказал Питер. Он подождал, пока всё внутри сожмётся от боли и станет трудно дышать, как будто горло сдавили двумя руками. Когда боль стихла, он сказал: – То есть он, конечно, был не мой собственный, это неправильное слово. – Питер знал правильное слово: любовь. Он любил Пакса, а Пакс любил его. Но он не сказал этого слова. – Просто он был ручной.
