Смотрел прямо в них. Казалось, он чего-то ждет.
– Пеллонхорк… – сказал Лигат.
Мадлен вздохнула и попыталась сглотнуть, от движения кожа ее натянулась еще туже, и именно в этот момент Пеллонхорк поднял руку, ровным и глубоким движением перерезал ей горло и уронил ее.
Когда кровь брызнула и начала падать слабеющей параболой, Пеллонхорк наклонился к струе и вытянул язык, словно какое-то насекомое.
Все это время я ничего не делал. Я не утверждаю, что невиновен. Я не могу объясниться. Я уже видел слишком многое.
«Я должен». Вот что я думал тогда – что должен что-то предпринять. Что ничего не делать – значит быть ничем. Но я не мог. Я пытался выкинуть из головы картину того, что только что сделал Пеллонхорк, но она только присоединилась ко всем остальным сценам, которым я был свидетелем.
Мне пришло в голову, что в конце концов, в конечном итоге, я – просто животное, и не более. Мы все были животными под тонким налетом эволюции.
Я вспомнил Геенну – неожиданно и с ужасной тоской. На Геенне все было так просто. Это было мое детство. Я хотел заплакать, но не мог. Я хотел упасть на колени перед отцом Благодатным и попросить о прощении, как будто священник мог его мне даровать. Я хотел, чтобы Мадлен была жива. Я хотел, чтобы мы с Пеллонхорком снова стали детьми. «О Геенна!»
– Что ж, Итан, – говорил Лигат. – Твой сын хотел убить тебя сам. Я его понимаю, но сказал «нет». Это удовольствие – мое.
Пеллонхорк смотрел на отца. Должно быть, я пошевелился и привлек его внимание, потому что он кивнул мне, словно я подал условленный знак, а потом указал на Лигата. Я не представлял, что он имеет в виду, но увидел, как он держит нож – приготовленным к броску. Я чувствовал, как ужасно колотится мое сердце. Я ничего не понимал.
Лигат поднял пистолет и направил на живот Дрейма.
– Я почти не хочу тебя убивать, Итан, – сказал он. – Я так долго ждал. Давай проверим, смогу ли я тебя разговорить. Маленькая демонстрация отчаяния напоследок.
Он сжал пистолет крепче, и Дрейм издал тихий звук. Слышать, как Итан Дрейм скулит, было ошеломительно.
Я едва не крикнул Пеллонхорку, чтобы тот бросал нож, но он выжидал.
Лигат улыбнулся.
– Вот так… – начал он.
Содрогнувшись от усилия, Дрейм вытащил культю из-под мышки и рассек ею воздух. Поток его крови хлестнул Лигата по лицу, и тот вскрикнул, ошарашенный и ослепленный. Он начал бешено стрелять, никуда не попадая, потому что Дрейм распростерся на полу.
И снова я мог бы что-то сделать, но не сделал ничего. Я смотрел, как Пеллонхорк наконец-то бросает нож движением, больше похожим на легкий взмах. Клинок погрузился в плечо Лигата, и того скрутило от боли. Пеллонхорк рванулся вперед и ударил Лигата кулаком в лицо. Тот рухнул как подрубленный и больше не двигался.
Пистолет Лигата отлетел к Дрейму, который потянулся за ним.
– Не та рука, отец, – сказал Пеллонхорк. Он подобрал оружие, а Дрейм вяло засунул истекающее кровью запястье обратно под мышку. Он сильно побелел и дрожал. Лужа крови под ним расползалась. Пеллонхорк опустился на колени и сказал:
– Знаешь, отец, я сделал все это для тебя. Я привел сюда Лигата для тебя. Все, что я делал в жизни, было для тебя. Всегда.
Я едва расслышал, как Итан Дрейм прошептал:
– Ты убил Мадлен.
– Мне пришлось, отец, – ответил Пеллонхорк. – Только не принимай это за извинение. И так было сложно убедить Лигата, что все это вообще безопасно. Когда вы с Алефом опоздали, он чуть меня не прикончил. А когда вы прилетели, мне пришлось снова завоевывать его доверие. Мадлен была очевидным инструментом. Ты же понимаешь.
Глаза его безумно сияли.
Содрогаясь из-за потери крови, Дрейм пробормотал:
– Надо… надо было просто его убить. Я покончу с этим. – Он протянул слабую руку, чтобы Пеллонхорк отдал ему пистолет. Сил у него не было, и я видел, что уверенности не было тоже.
– Нет, отец. Ты не сможешь. – Пеллонхорк склонился и взял здоровую руку отца, сжал ее, а потом тихо добавил: – Точно так же, как я не мог убить тебя, отец. Никогда бы не смог.
Взгляд Дрейма метнулся в сторону и обратно. Он сделал короткий вдох и на выдохе произнес единственное слово:
– Сын…
– Ты давно меня так не называл. Правда, отец? – Пеллонхорк потянул его за руку, словно помогая встать, и снова отпустил. – Ох, ты не можешь подняться, да? И, думаю, никогда не сможешь. Тебе нужна помощь врача, а я боюсь, их поблизости нет. Почему бы тебе не подождать с Лигатом, пока мы с Алефом сгоняем за помощью? Ты потерял много крови, так что можешь и не дотянуть.
Дрейм больше не пытался разговаривать. Он плотно зажал запястье под мышкой и уронил голову. Дышал он сипло.
– Хитрость в том, чтобы не терять сознание. Используй боль, – посоветовал Пеллонхорк. – Считай секунды. Вот что я всегда делал, отец. Я ее использовал. Насчитал, должно быть, миллионы. Ты хоть раз слышал, как я считаю?
Он достал из кармана моток тонкой веревки и несколько пластиковых петель. Это были кабельные стяжки, и я впервые осознал, что Пеллонхорк подготовился ко всему. Он поднял ноги Лигата, просунул их в одну из петель и затянул ее на лодыжках, щелкая фиксатором, а потом связал ему руки за спиной. Кряхтя от натуги, Пеллонхорк отволок безвольное тело к стене и привязал ножную стяжку веревкой к высокому крюку, потянув за нее так, что ноги Лигата оказались высоко над полом.
Итан Дрейм уселся в луже крови – своей и своей любовницы – и неожиданно посмотрел на меня. Я ничего не мог ему сказать. Не знаю, понимал ли он, что Пеллонхорк обманул меня точно так же, как обманул всех остальных.
Закончив с Лигатом, Пеллонхорк подтащил отца к стене, у которой лежал труп Мадлен, и привязал его здоровое запястье к ее запястью. Он не просил меня помочь. Работая, он казался полностью отсутствующим, а Дрейм не сопротивлялся и не пытался снова заговорить с ним.
Наконец Пеллонхорк потянулся, раскинув руки, и распахнул рот в широком зевке. Он взглянул на меня и сказал:
– Пойдем, Алеф. Время – наш враг.
Лигат начинал шевелиться, катаясь и дергаясь, точно личинка. Он поднял голову, сначала неуверенно, а потом со внезапной настороженностью, обнаружил высокую привязь и тщетно попытался встать. Я видел, как до него дошло, что он никогда не сможет этого сделать с так высоко задранными ногами. Я видел, как Лигата поразила безвыходность его положения.
Я перевел взгляд на Пеллонхорка. Он был спокоен и непроницаем. Что он такое? Что создало подобного человека?
Пеллонхорк недолго понаблюдал за Лигатом.
– Пойдем, – сказал он. – Не стой там просто так, Алеф. Я не могу со всем справиться сам. Лигат, мы постараемся не задерживаться. Не истекай кровью слишком быстро, папа, хорошо? Помощь может успеть вовремя. Всегда ведь есть надежда, правда?
