Тем не менее, Бенавидес любит тишину пустыни, где кипит жизнь: «Там крики ястреба пронзают небо, пыль, скалы и отпечатки ног, идущего по тропе десятилетнего ребенка, восхищающегося увиденным». Однажды пасмурным воскресным днем она решила подняться по тропинке, которая вилась вверх по суровым склонам Чаклакайо. Девочка бы предпочла пойти с подругой, но в тот день с ней рядом не было никого для игр. Пока она шла, ее лицо покраснело от страха, а горло сжималось. Девочка боялась, что заблудилась, ведь она забралась на гору намного выше, чем раньше. Тогда она представила, что стоит в одиночестве, окруженная апукуна – горными духами-защитниками, о которых любил рассказывать ей отец. В общине, где провела детство Бенавидес, знали, что апукуна существовали еще во времена империи инков. Их можно найти в скалах и пещерах и, возможно, в животных, которые населяют высокогорные пустыни и сами горы. Хотя апукуна обитают там, чтобы защищать людей, Даниэла боялась их.
– Внезапно что-то привлекло мое внимание, – сказала она. – Она была черная и зловещая на вид, и лежала, свернувшись на камне и приподнявшись вверх. Это была первая змея, которую я когда-либо видела. Она была больше любого дикого животного, с которым я сталкивалась в своих приключениях на заднем дворе. Мне стало страшно. Потом я разозлилась на нее за то, что она испугала меня. Затем мне стало любопытно. Я бросила рядом с ней камень, желая, чтобы она отреагировала. Змея отшатнулась. Так же, как и я. «Она такая же, как я, – подумала я, – любопытная, испуганная, а теперь, может быть, и сердитая». Когда она медленно приблизилась сбоку к змее, та повернулась к ней лицом.
«Я села на камень на приличном расстоянии от змеи. Мы обе хранили молчание. И тогда я поняла, что все живые существа одинаковы, что все мы хотим только есть и спать, пускаться в приключения, с любопытством разглядывать других животных, ну и иногда – есть их.
Уже темнело. Меня ждали дома. Я попятилась назад, оставаясь лицом к змее. Я оставила ее там, обдумывая нашу случайную встречу. Вероятно, она продолжала смотреть мне вслед, глядя, как неуклюжее существо спускается с холма на длинных костлявых ногах. В тот день я оставила рядом с ней большую часть своего страха».
Возможно, для Бенавидес змея была воплощением духа апукуны.
Для многих из нас первая встреча со змеей происходила в присутствии взрослого человека, который норовил ударить ее мотыгой или лопатой, чтобы убить. Сегодня большинство из нас, скорее, постаралось бы сдержать этот порыв, а некоторые не стали бы убивать даже ядовитую змею. Отчасти это объясняется более глубоким осознанием экологической значимости любых животных. Другая возможная причина – возрастающее понимание того, что в других животных есть нечто большее, что неспособно воспринять наше сознание.
Возникает вопрос: есть ли у животных – не-людей – душа?
Берни Краузе дает ответ скорее эмпирический, чем интеллектуальный. Краузе, автор записей звуков природы, рассказал мне историю о Лизбет, аспирантке из Нидерландов. Когда они познакомились, она работала в отдаленном исследовательском центре в тропических лесах провинции Ачех на Суматре, недалеко от того места, где в 2004 году прошло цунами – та же волна, которая унесла жизни примерно 250000 человек в Таиланде и других странах. Несколько лет спустя Лизбет приехала туда, чтобы изучить дымчатого леопарда Сунды – кота весом от двенадцати до двадцати пяти килограммов, с очень четкими и красивыми овальными отметинами на шерсти, которые выглядят как маленькие облака.
В течение шести месяцев Лизбет находила только помет на тропах. Она изучала этот помет, анализируя его содержимое, чтобы раскрыть тайны пищеварения и здоровья кошки. Но ей отчаянно хотелось увидеть это загадочное животное до того, как через две недели истечет срок ее исследовательского гранта. «В ту же ночь мы с моим коллегой прибыли в лагерь, – продолжал Краузе. – Мы присоединились к другим исследователям и гидам за ужином, и Лизбет спросила, записывали ли мы когда-нибудь облачного леопарда». Краузе записывал звуки, издаваемые этой кошкой в зоопарке, но никогда – в дикой природе, где ее вокализация была бы совсем другой. Лизбет спросила его, не может ли она отправиться вместе с ним. На следующее утро, еще до восхода солнца, они прошли по одной из лесных тропинок до многообещающего места в двух милях от лагеря. Краузе установил диктофон и разложил маленькие походные табуретки на пересечении того, что выглядело как несколько охотничьих троп. Сидя как можно тише, Краузе записал «часовой рассветный хор, затем полуденный звуковой пейзаж».
Десять часов спустя они все еще сидели. Краузе описал, что произошло дальше:
«Как раз тогда, когда мы собирались сдаться и вернуться в лагерь – усталые, голодные и окоченевшие от долгого сидения – мы с удивлением увидели, как редкий облачный леопард сделал круг прямо перед нами, бросив взгляд в нашу сторону, элегантно двигаясь мимо нас по широкому кругу, возможно, в радиусе метров шести. Затем он снова прошел мимо нас примерно на том же расстоянии. Когда я взглянул на Лизбет, которая сидела в трех метрах от меня, я увидел на ее лице слезы радости, облегчения и разочарования – боясь спугнуть это удивительное животное, она не хотела двигаться, чтобы взять камеру из рюкзака. Словно в знак подтверждения, леопард медленно обошел нас в последний раз, а затем, так же таинственно, как и появился, исчез из виду в густом подлеске. Больше мы никогда его не видели. Хотя диктофон вел запись, она была пуста – в тот день леопард не издал ни единого звука. Все, что мы смогли услышать, когда проигрывали запись, были наши вздохи радости и удивления.
Возвращаясь к предыдущему вопросу, не была ли это проходящая мимо душа? Краузе считал, что леопард «похож на духа», но духом не является. И все же и Краузе, и Лизбет чувствовали себя так, словно их коснулся дух.
Если духи существуют, они, несомненно, вызывают ощущение благоговейного трепета. Исследователи из колледжа Клермонт Маккенна в Клермонте, Калифорния, изучали, как люди справляются с неопределенностью, вызванной таким трепетом. Они обнаружили, что это побуждает людей с меньшей вероятностью воспринимать как случайность то, что они испытали, и с большей вероятностью приписывать эти ощущения «агенту» – другому человеку или сверхъестественной силе, включая проявления божественного. В то же время, это может подтолкнуть людей к поиску научного объяснения произошедшего.
Пьеркарло Вальдесоло, адъюнкт-профессор психологии в Клермонт Маккенна, утверждает, что такое переживание «обычно усиливает желание объяснить то, что перед вами; при этом вы используете любую объяснительную структуру, которая вам больше нравится». Если отбросить религиозные, идеологические и временные аргументы, то за пределами того, что названо или не может быть названо, сущность взаимоотношений универсальна. Когда мы влюбляемся в другого человека, мы можем сделать это сначала из похоти или одиночества, но в дальнейшем его душа распахивается и позволяет нам войти внутрь. Но иногда даже в самом начале мы влюбляемся именно в дух другого человека. Дух, отделенный от плоти, интеллекта или даже личности.
Для некоторых идея духа человека более приемлема, чем понятие души. Мы ощущаем этот дух, он касается нас, это истинная сущность человека, которого мы любим. Говоря словами поэта Робинсона Джефферса, мы «выпадаем в любовь». В «Башню по ту сторону трагедии» он включает строки, описывающие чувство родства с природой, которое он ощущает: «Я был потоком, проливающимся дождем на горный лес; я был оленем, пьющим воду; я был звездами…» Другими словами, он описывает «ощущение – я бы сказал, уверенность – в том, что Вселенная – это единое существо, единый организм, единая великая жизнь, которая включает в себя все живое и все предметы».
