Когда мы молоды, подобное духовное родство проявляется естественным образом. У некоторых людей получается сохранить его на протяжении всей своей жизни. Они ощущают малейшие нюансы в отношениях не только со своими животными-компаньонами, но и с дикими собратьями. Каждое животное, с которым сталкивает нас жизнь, имеет потенциальную возможность стать частью нас или частью того, кем мы могли бы стать. Если, конечно, мы пойдем им навстречу.
Традиции тотемов у индейцев – отражение такого подхода к физическому и духовному единению. Американские трансценденталисты XIX века также видели в природе божественное начало. Лидер этого движения, Ральф Уолдо Эмерсон, писал о «великой природе, в которой мы пребываем так же, как Земля пребывает в мягких объятиях атмосферы; о том Единстве, о той Сверхдуше, в которой заключено духовное начало каждого человека и которая делает его единым со всеми другими живыми существами на планете».
Совсем недавно пишущий о природе Барри Лопес в своей книге A Literature of Place, писал: «Если вы ощущаете близость с местом, с историей которого вы знакомы, и устанавливаете с ним корректное, нравственное общение, то возникает следующее: это место понимает, что вы есть. Чувствует вас. Вы не будете забыты, отброшены». Наша привязанность к миру природы – это «фундаментальная защита человека от одиночества». Лопес подробно описывал, как земля формирует наш внутренний ландшафт. То же самое делают животные, дикие и домашние.
Сердечная привязанность
Мы живем в хрупких мирах. Два из них нам знакомы. Первый мир – это внешняя среда: земля, воздух, вода и плоть, которые поддерживают биологические потребности человека и других животных. Второй мир – это наша внутренняя вселенная, глубоко индивидуальная и личная.
И еще есть таинственный третий мир – общая среда, Обитель сердца. Это глубинная связь между человеком и другим животным на уровне эмпатиии. Это связь, которая исходит у нас изнутри и проникает в другое существо. Если нам повезет, мы почувствуем отклик, который не сможем описать словами. Мы можем научиться входить в этот третий мир по своему желанию, и это умение способно изменить к лучшему нашу жизнь и жизнь вокруг нас.
Это неточное определение, не четкая карта, а скорее метафорическое руководство к размышлению о наших взаимоотношениях с миром природы. Когда детство заканчивается, это естественное общение, которое Эйдан пережил со своей собакой, обычно исчезает. Подросток, еще не привыкший к требованиям и реалиям взрослой жизни, может все еще тосковать по подобным встречам, пусть даже подсознательно. Что будет, если все большее число молодых людей будут переживать подобные необыкновенные, изменяющие сознание встречи с городскими птицами или спасенной собакой? Возможно ли, что так называемый подросток из группы риска – или любой из нас, – переживший такой обряд посвящения, пойдет в будущее другим путем?
Несколько лет назад я пил кофе со своим другом Скоттом Ридом в местном книжном магазине. Скотт профессионально помогает людям выстраивать отношения. Он работает общественным организатором в бедных районах по всей территории Соединенных Штатов, часто действуя через церкви. Скотта восхищает трансформирующее общение. Перефразируя немецкого еврейского религиозного философа двадцатого века Мартина Бубера, Скотт сказал: «Душа в этом, а не в сердце или голове. Она в общении». Мистицизм Бубера фокусируется на встречах людей и диалогах между ними: «Когда два человека относятся друг к другу по-настоящему, по-человечески, между ними проскакивает Божественная искра».
«Именно это Бубер называл святостью отношений “я – ты”, – объяснил Скотт. – Божественное пребывает в вас так же, как и во мне, и вы обнаруживаете его посредством взаимоотношений».
Отношения «я – ты» сильно отличаются от более распространенных отношений «я – это», в которых главное – то, что можно получить от другого человека. В своем знаменитом эссе 1923 года Ich und Du Бубер пишет: «Между мной и вами нет никакой конкретной цели, никакой жадности и никакого предвкушения; и даже тоска растворяется, когда она проявляется в реальности». Для Бубера главное – сила взаимоотношений между отдельными людьми и между людьми и западным определением Бога. Но его описание отношений «Я-Ты» может быть также применено к отношениям между человеком и представителем другого вида.
Недавно у Скотта диагностировали агрессивный рак третьей стадии, но он продолжает работать и путешествовать. Он описал, как однажды вечером, вернувшись из долгого путешествия, еще до того, как семейство смогло его поприветствовать, собака вскочила и сделала то, чего раньше никогда не делала: она уткнулась носом в Скотта и не хотела отходить. «Что это было? – спросил он. Он чувствовал, что это было нечто более древнее и большее, чем признание или привязанность. – Эти отношения являются частью паутины жизни, которую я ощущаю, когда нахожусь на природе. Там мне дышится легче, кислорода в избытке, запах листьев, дыхание жизни – все это взаимосвязано».
Мы допили кофе и встали, чтобы уйти.
– Как бы ты объяснил эту тайну? – задумался он вслух. – Философ Курт Гедель писал о «теории неполноты», что в любой системе есть истины, которые не могут быть доказаны. Вот с чем вы сталкиваетесь, когда пытаетесь дать определение сущности Божественных Отношений. Пытаетесь доказать что-то, на что указывают все факты, но что все равно не может быть доказано. Это знакомо тем из нас, кто убежден, что есть тайна, выходящая за границы нашего понимания».
Эта важнейшая связь, рождающаяся в общении с другими существами, – сердечная привязанность – очень хрупкая. Ей, так же как вам или мне, нужна пища, чтобы поддерживать свое существование.
Обитель сердца – полезная метафора, но, возможно, есть в ней и нечто большее. Недавняя серия неврологических исследований позволяет сделать предположение, что сердце – это мышца, участвующая в осознании; оно находится в той физиологически сложной части нашего тела, где мы чувствуем эмоции не вполне еще понятными способами. Все больше живя в настоящем моменте, как, вероятно, живут и другие животные, мы становимся все более внимательными – и более сердечными. Сердце – как физиологический орган или как метафорическое понятие – не изолировано. Оно существует в собственной среде обитания, которая содержит его, но метафизические границы сердца простираются далеко за пределы самоосознания, достигая сердец других существ.
В разных контекстах это связующее пространство имеет разные названия. В искусстве слово «лакуна» описывает пространство, кажущееся пустым, но имеющее важное значение; в музыке – это пауза или пассаж, во время которого ноты не воспроизводятся, позволяя слушателю прочувствовать смысловое наполнение.
Мишель Бреннер, первый специалист по урегулированию конфликтов в Австралии, предпочитает слово liminality (лиминальность, пороговость) – понятие, возникшее в начале двадцатого века для описания пороговой стадии – границы между предыдущим и новым способом восприятия своей личности. Иногда его употребляют для описания промежуточной стадии самоинициации. Она пишет: «В некоторых культурах лиминальное пространство рассматривается как священное, уважаемое, нечто, находящееся “за пределами этого мира”»… В других культурах оно подразумевает тревожную неуверенность, страх и неодобрение. Эту пороговость можно найти повсюду в природе: между временами года, на берегу реки, между биорегионами, на границах предметов, между двумя живыми существами и, по словам Бреннер, в «неопределенные моменты, когда мы оказываемся не здесь и не там».
