Лора ездила теперь на внедорожнике Германа и поначалу жутко комплексовала, чувствуя себя лилипутом внутри Гулливера. Пару раз она даже протаранила поребрик, потому что этот гибрид слона с носорогом ее, малявку, слушаться не желал. Но фамильное упрямство взяло свое, и в маленьких, но крепких руках большое животное присмирело и стало вести себя довольно прилично.
Знай наших!
Продолжая ехать в потоке машин, она включила громкую связь.
– Лора, я должен с вами немедленно встретиться! – возопил Гаврила Чернышевский.
– Что-то случилось?
Она сбавила скорость.
– Да! И уже давно!
Лора насторожилась.
– Я вас не понимаю. О чем вы? Когда давно?
– Не могу сказать по телефону, но и молчать более не в силах! Снимите тяжесть с моей души!
Бог ты мой, я что, исповедник? Лора терпеть не могла пафосных восклицаний и уже решила прервать призывные возгласы коллеги, но вместо этого съехала на обочину и остановилась.
– Гаврила, успокойтесь и скажите толком, что вы от меня хотите?
– Лора!
– Прошу, на полтона тише, у меня в ушах звенит от вашего крика.
Чернышевский шумно выдохнул в трубку, помолчал и, видимо, собравшись с силами, сказал уже спокойнее:
– Мне кое-что известно о Щеглеватых. Вернее, не о нем, а о том, чем он занимался. Я имею в виду криминальные схемы по вывозу из страны ценностей дома Строгановых.
Через минуту, развернувшись через две сплошные, она мчалась в Питер.
Филин отозвался не сразу.
– Ну где же ты, детектив? – злилась Лора, снова и снова набирая номер Олега Петровича.
Наконец он ответил, и Лора с ходу стала умолять бросить все дела и приехать на встречу с Чернышевским. Филин слушал молча. Где-то на заднем фоне слышался чей-то бодрый голос. Доклад докладывают, догадалась Лора.
– Жду через час в кабинете.
Лора вдохновилась. С Филиным будет надежнее. Филин разберется.
Гаврила Николаевич был бледен, но вид имел решительный.
– Еще полтора года назад Щеглеватых дал мне исследовательскую тему и обещал обеспечить не только прорыв с докторской диссертацией, но и… деньги. Правда, я не сразу понял, за что, однако… вдохновился, конечно. По ходу работы я должен был собирать информацию о раритетах, связанных с родом Строгановых, которые находятся в провинциальных музеях, запасниках, частных коллекциях. Но это было не главное. Он буквально заразил меня идеей отыскать утерянные картины, в основном портреты членов строгановского семейства. Их писали часто и многие. Далеко не все осело в крупных музеях, некоторые до сих пор где-то обитают, никем не узнанные и не описанные. Я начал искать и увлекся. Конечно, я не на ощупь шел. Щеглеватых дал мне немало сведений и, так сказать, наводок. Сказал, что отдает свои давние наработки. Мол, ему самому заниматься этой темой недосуг, а информации много, жалко под сукно класть.
Гаврила Николаевич оглядел собеседников, словно хотел убедиться, понимают ли они то, о чем он говорит, и гордо заявил:
– Так я стал частью преступной схемы и соучастником преступления.
Филин оторвал щеки от груди и уставился на чистосердечно признающегося преступника немигающими совиными глазами.
– Вы себе льстите, господин хороший. Преступник из вас никакой. Вы скорее на подставного походите. Знаете, в кино так говорят – меня подставили. Мы обычно это называем – использовали вслепую.
– Возможно. Но это… наверное… я так думаю… подозреваю… не освобождает меня от ответственности.
Филин кивнул и положил щеки на место. Лора поерзала на стуле. Ей не терпелось узнать все.
Из рассказа Чернышевского выходило, что уже довольно давно какие-то люди разыскивают и вывозят из страны раритеты, связанные со знаменитыми «именитыми людьми» – Строгановыми. Личные вещи, предметы, картины – словом, все артефакты, имеющие отношение к графскому роду. И среди этих нехороших людей поневоле оказался Гаврила Чернышевский. Понял он это не сразу. Даже далеко не сразу. Вначале он просто ухватился за предложение шефа и начал рыть. Чрезмерное рвение всегда чревато торопливыми выводами. Так случилось и с Гаврилой. Желая оправдать доверие маститого специалиста, каким был Щеглеватых, он ошибся дважды. Портреты, найденные им, оказались весьма ценным приобретением для отечественного искусства, однако к Строгановым не имели никакого отношения. Но дело не в этом.
Чернышевский остановился и помолчал, не зная, как точнее передать то, о чем он узнал гораздо позже.
– Однажды я услышал разговор. Случайно, поверьте. Вольдемар Михайлович говорил о портрете Павла Строганова кисти Джорджа Доу. Я не хотел подслушивать, честно, просто подумал, что шеф счел меня безнадежным и передает тему кому-то другому. Я занервничал и… стал слушать. Но речь шла не о научном исследовании. Они обсуждали способы вывоза картины из России.
– А они – это кто? Вы видели собеседника? – перебил Филин.
– Нет, конечно. Я слышал его голос, но убежал, когда они стали прощаться.
– А о чем еще они говорили? – встряла Лора.
– О заказчике. О деньгах.
– Имя называли?
– Нет. Ни разу.
Чернышевский, бледный до синевы, казалось, был близок к обмороку. Лора встала и принесла стакан воды. Он посмотрел благодарно. Филин поморщился.
– Вы знаете, – предложил Чернышевский, пытаясь взять себя в руки, – до меня и тогда не сразу дошло, что речь идет о преступлении. Сначала я подумал, что портрет готовят к зарубежной выставке. Вот только…
– Что? – спросили его слушатели хором.
– Тот второй говорил не как наш коллега. Он говорил, как… бандит. Ну, там, фразы типа «базар», «фуфло», «урою».
Услышав последнее слово, Филин насторожился.
– Этот второй, он что, угрожал Щеглеватых?
– Мне показалось… Не знаю. Но говорили они… не как добрые друзья.
– Что еще?
Олег Петрович, настрочив что-то в блокноте, поднял глаза и цепко глянул на Гаврилу.
– Недавно я узнал, что из хранилища Пушкинского музея украли некие манускрипты, вернее, простите, записные книжки графа Алексея Григорьевича Строганова, который в середине девятнадцатого века был тайным советником, чрезвычайным посланником, а потом полномочным министром в Лиссабоне.
– Да ну? – удивился Филин. – И как это связано с Вольдемаром Щеглеватых? Он, что ли, украл и сам вам об этом сказал?
Чернышевский понял, что его словам не доверяют, выпрямился и сложил руки на груди, совсем как его кумир Николай Гаврилович.
– Нет. Но я видел их у него в сейфе.
Филин и Лора, зависнув словно вайфай, с открытыми ртами смотрели на Гаврилу Николаевича.
