– Скучаешь по ней?
– По всем скучаю. По деду своему особенно сильно.
– А про картину почему не дал спросить? – вспомнила вдруг Лора.
– А про картину он нам сам все расскажет.
Герман остановился перед калиткой.
– Пришли вроде. Стучи.
На стук вышла пожилая женщина и, приставив ладонь ко лбу, присмотрелась к незнакомцам.
– Бог в помощь, Зоя Павловна. Мы от отца Антония. На постой проситься пришли, – начал Герман.
– Да знаю уже. Он мне звонил. Проходите, не заперто.
– Коммуникация у них налажена неплохо, согласна?
– Просто супер.
Вытерев ноги о половичок с надписью «welcome», они прошли в дом, который в самом деле оказался большим и красивым.
– Вы женатые или поврозь, молодые люди? – с ходу спросила хозяйка.
– Мы поврозь, – торопливо ответила Лора. Зоя Павловна кивнула понимающе и предложила:
– Тогда девушку я внизу поселю, в светелке, а молодой человек пусть сам выбирает – можно на втором этаже, а можно в мансарде. Там, правда, жарковато бывает, зато света много и балкончик имеется.
– Ну, раз даже балкончик имеется, конечно, в мансарде.
Комната на первом этаже оказалась большой и обставленной словно городское жилье. Очень прилично. Лора была приятно удивлена, особенно когда обнаружила на письменном столе старенький ноутбук, а рядом бумажку с паролем для доступа в интернет. Ничего себе!
Настроение стало совсем отличным. День задался. Только бы отец Антоний пришел.
Отец Антоний пришел через двадцать минут. И не пришел даже, а прибежал, несмотря на варикоз.
– Герман Александрович, что ж вы сразу не сказали, что реставратор известный! Знаменитый Фриц!
Батюшка схватил и потряс руку знаменитости. Смекалистая Зоя Павловна кинулась на кухню и через секунду вынесла бутылку водки и тарелку с хлебом. Потом стала метать на стол нарезанные огурцы, блюдо с горой оладий, какие-то бочонки и плошки. От деревенских закусок повалил такой запах, что гости разом сглотнули голодную слюну.
– Батюшка, зовите людей к столу. Чего на пустой желудок разговоры вести, – распорядилась хозяйка. – У меня картошка на подходе. Через минуту вынесу.
За накрытым столом разговор пошел еще оживленнее. А когда Зоя Павловна вынесла блюдо с дымящейся молодой картошкой, посыпанной укропом, отец Антоний сказал:
– А не обратили ли вы внимания на странную икону слева в углу? Это ведь просто картина.
Герман придержал под столом метнувшуюся Лорину руку.
– Заметили, как же. Только плохо разглядели.
– Разглядеть ее, конечно, сложновато. В плохом состоянии. Но вещь эта старинная. И история у нее интересная.
Лора навострила уши и даже забыла, что Герман все еще держит ее за руку.
– Во время войны у нас на постое немцы стояли. Фронт был ближе к Ленинграду, а тут вроде отстойника. У Семеновых жил немец по фамилии Блох. Оправлялся после ранения. При нем было немало добра из разграбленных дворцов. Среди прочего картина. На ней женщина с ребенком. Он все тыкал в нее и говорил: «Мутер, мутер». Видно напоминала ему мать родную. Ну а когда фашистов погнали, картину он бросил. Куда ж ему с картиной! Семеновым тоже было не до нее. Так и простояла она более семидесяти лет за буфетом. Вспомнили, когда буфет жучок сожрал и решено было его на дрова порубить. Буфет, конечно, а не жучка, прости, господи. Стали смотреть, а картина почти что в негодность пришла. Думали-гадали, чего с ней делать. Взяли и принесли в храм. Вот, мол, тебе, отец Антоний, докука. Сам, мол, думай, куда ее девать. Ну а я-то ведь не немец! Решил повесить. Не держать же ее еще семьдесят лет за буфетом!
Лора взглянула на Германа. Тот словно и не заметил ее вопрошающего взгляда.
– А в музеи разве не обращались? Может, кто-то и признал бы пропажу.
Батюшка поерзал, взглянул виновато.
– Не хотят отдавать музею-то. Это, говорят, наша достопримечательность – картина. Интересного у нас в селе мало, каждый мало-мальски необычный факт или предмет повышает к нам интерес.
Тут Лора решила, что с нее хватит.
– Батюшка, если вы не против, я бы хотела, вернее могла, поработать с картиной.
Герман взял с тарелки огурец и с хрустом откусил.
– Лора – искусствовед. Занимается как раз историей живописи и атрибуцией картин.
– А это, простите, что такое, если по-русски? – спросил отец Антоний.
– Я устанавливаю подлинность и авторство.
– Так вы за этим сюда и приехали? – догадался батюшка.
Лора с тревогой посмотрела на Германа. Он сжал ее ладонь, подцепил вилкой маринованный грибок из плошки и спокойно ответил:
– Мы видели сюжет о пожаре и приехали просто посмотреть, не сможем ли помочь. Честно скажу, задерживаться не собирались. Но потом… передумали. Если картина окажется подлинником, то я помогу с реставрацией, а Лора сможет определить, откуда немцы ее вывезли. Возможно, вещь действительно музейная. Тогда надо ее вернуть домой.
Отец Антоний помолчал. Зоя Павловна тихонько поднялась, вышла и вернулась с графином, наполненным чуть мутноватой жидкостью.
– Честно скажу. Не знаю, на что решиться. Завтра после службы встретимся. Авось Господь вразумит. Придете на службу-то? Завтра ранняя. В шесть.
– Придем, – кивнул Герман.
– Ну, тогда еще по одной, и все. Вижу, Зоя Павловна свою фирменную вынесла. Переживает за приход. Молодец.
Не успел батюшка откланяться, Герман сказал:
– Зря ты сразу с картиной приставать стала.
– Почему это? Мы же ради нее сюда приехали!
– Он нас не знает. Ну, назвался я Фрицем. А может, вру? Ты думаешь, деревенские, они открытые и простодушные? Ошибаешься. Они недоверчивые и осторожные. Жизнь научила. Чужих опасаются, и не зря. Вот если бы я им помог, заслужил доверие – тогда можно разговоры вести. Ведь картину здесь не изучишь. Надо увозить. Как нам доверить их главную достопримечательность, если нас тут впервые видят?
– Думаешь, решат, что мы мошенники?
Лора уже ругала себя за торопливость. Вечно прет напролом, как бронетранспортер. Дурында!
– Ну да ладно, Царевна, сделанного не воротишь. Завтра после службы попробую начать.
– А инструменты?
– Кое-что я всегда с собой вожу. Потом напишу тебе список, съездишь в Питер.
– Ладно. А теперь что делать? В храм уже не попасть.
– Ну, значит, пойдем с селом знакомиться. Не сидеть же в мансарде.
– У меня, кстати, отличная комната, – похвасталась Лора. – Даже ноут есть!
