Следом вышел Тёма, улыбнулся мне и вернул своё внимание Вадиму.
— Поздно, Шалахов, — довольно возвестил он, наклоняясь и говоря что-то уже тише, потому как я не смогла расслышать и слова.
Грузили его долго — он рьяно сопротивлялся и материл всех, кого, кажется, вообще знал. Но с помощью бога и Артёма, который «нечаянно» два разу шибанул Вадима головой о крышу машины, они это сделали. Затем вывели остальных, среди которых не было моего мужа, так же запихали в служебные машины и увезли — в последний момент я заметила на себе злой шанхаевский взгляд из-за стекла и решётки задней двери. От него на душе стало холодно, но только первые секунды. После я поняла, что он больше не появится у нас дома. По крайней мере ближайшие несколько лет.
— Спасибо, — подняла взгляд на подошедшего с улыбкой Артёма.
Он пожал плечами и посмеиваясь сообщил:
— Твой муженёк в обмороке на диване. И прости — у вас теперь там грязно.
Дядь Миша хмыкнул и проследил за последним бобиком, удаляющимся с нашей улицы.
— Это не самое страшное, — шепнула я.
— У меня дежурство, — напомнил Артём мне.
Я поджала губы.
— Но я могу отдать тебе ключи, — продолжил он уже мне в спину.
Колёса заскрипели по снегу.
— Таблетки пей! — не унимался Тема, — а ещё передай мужу, что он следующий!
— Сам и передал бы, — повернулся к нему участковый.
— Ты не поверишь — я не успел! — хмыкнул Тема, доставая сигарету, — садись в машину.
Последние слова были сказаны уже на ходу, потому, когда меня легонько отцепили от коляски, я не удивилась. Но пришлось отпустить — Соня всё не унималась и тихо вошкалась и попискивала.
— Он всё равно отдыхает, — ухмыльнулся Артём, собирая коляску и легко поднимаясь с ней на этаж, — так что…
Я успела только в тот момент, когда он уже выходил из моей квартиры, поставив коляску на место в прихожей.
— Может вызвать клининг, а, Вась? — задумчиво спросил он, — хотя, зная тебя, ты их даже не впустишь. Да и вынесли бы они твоего «мужа», как и всю остальную грязь. Было бы забавно.
Я нервно поджала губы, обошла его стороной и напомнила:
— Тебе пора на дежурство, — немного даже агрессивное.
Но потухнувшее в одном мимолетном рывке и развороте, в конце которого он впился губами в мои и попытался прижаться — снявшая варежку Соня ухватилась за его форменную куртку и запищала сильнее. Сердце защемило в сладкой истоме, будто до этого момента ему никак не давали свободы, а сейчас разрушили одну из границ.
— Веди себя прилично, — назидательным тоном с улыбкой сказал он малышке.
И отстранился от меня, отняв из цепких пальчиков ткань.
— Ты только что приставал к её матери, считай легко отделался, — развернулась обратно я, — так что не лезь больше.
— Весьма грозно, — смешок, — но, к счастью, совершенно недейственно.
Я положила дочь, расстегнула комбинезон и вернулась к двери, чтобы сказать:
— Дядь Миша ждёт.
И закрыться.
Всё ещё ощущая на губах его горькую любовь.
***
Эта ночь не должна была закончиться хорошо. Я уяснила это по глазам вошедшего в квартиру Никиты, который успел понуро постоять в коридоре, смотря куда-то на пол, пьяно рассмеяться собственным мыслям в голове и, наконец, повернуться к молча замершей мне.
— Это всё из-за тебя! — выплюнул он, сверля меня злым взглядом. Никогда в жизни я не видела его настолько агрессивным, — ты что-то ему рассказала… — шаг в мою сторону, от которого внутри всё задрожало, — своему этому менту, — ещё один шаг.
Тут я уже отшатнулась, радуясь тому, что Соня лежит в кроватке. Подальше от нас двоих.
— Надо было выкинуть тебя ещё в самом начале, — усмехнулся он, подойдя и оставляя не больше метра между нами, — как и говорил мне Вадим.
От него сильно пахло сигаретным дымом и недавно выпитым алкоголем. Кажется, все детские деньги ушли в «необходимую» ему сторону. От его состояния мне становилось всё неприятнее и страшнее с каждой секундой.
— Как быстро он примчит сюда, если я сломаю тебе руку? — спокойный вопрос даже без тени былой злости, — и сколько я сам пролежу в больнице?
Я узнавать не хотела. Совсем.
— Ты, кстати, в курсе, что такие как он обычно намного страшнее обычных парней, таких как я или Вадим? — философски заметил он.
Я же подумала о том, что Шанхай то уж точно «обычный» парень. С его списком бандитских перестрелок и поножовщин пора было бы уже войти в топ не то, что по городу — по стране.
Я сглотнула.
— Он не придёт, — выдавила из себя шёпотом.
— Плевать, если честно, — его руки скользнули к груди, где скрестились, напрягая меня ещё сильнее, — меня волнует не это.
Его щека дернулась.
— Мы пойдём свидетелями в суд, — огорошил меня он, — оба, — убеждающий взгляд, — и ты будешь свидетельствовать против своего утырка мента, который из-за тебя хочет засадить моего брата.
Я снова опешила, понимая, что он не отдает себе отчета, иначе своим глупым мыслям не поверил бы и сам. Кто вообще меня вызовет туда? И…и кто станет слушать показания непонятного человека? Он был явно не в своем уме, раз говорил мне что-то такое.
Это заставило меня отстранённо кивнуть ему несколько раз, чтобы не провоцировать. Вот только именно этот жест стал для него провокацией — рука из позы вырвалась молниеносно, и я не успела убрать лицо, оказавшееся скованным в его тисках. Он сжал пальцы на моем подбородке, давя ими на челюсть и тем самым заставляя меня клониться вниз и покачиваться от его движений.
Не так больно, однако синяки будут. Вырываться или плакать сейчас точно не следует. Ему это не понравится.
— Я не слышу тебя, — рычание на ухо.
Он даже наклонился, чтобы сделать это. Пальцы сомкнулись сильнее. Я вскрикнула.
— Как же ты меня раздражаешь, — усталое от него.
Почему я в этот момент вообще обращала внимание на его тон? Мысли крутились вокруг маленькой деревянной кроватки в углу, в которой по счастливой случайности никто сейчас не кричал, не плакал и даже не возился — Сонечка спала, будто спасая себя сама.
Действительно, а с такими родителями разве не начнешь спасаться самой? Даже если тебе всего несколько месяцев, и ты ещё практически младенец.
— И ты раздражаешь, и твой бывший урод, и твоя вечно орущая дочь, и Карина, которая придумала всю эту хрень! — он касался своим носом моего, когда выплёвывал все это, смотря в мои глаза.
Сердце было где-то в животе, пожирая меня изнутри. Боль, страх и ненависть — я словно копировала его самого сейчас, вот только всё это было причинено мне им, а не кучей людей, которых винил он в своём выборе.
