Не хочу отрываться от своего занятия, поэтому отталкиваю её руки.
– Лежи смирно, – прикусив сосок, отдаю распоряжение.
– Да, мой господин, – со смешком изображает она покорность, но уже в следующее мгновение ей становится не до смеха. Задохнувшись, она тяжело сглатывает, когда я касаюсь её там… Она уже готова для меня. Вязкая, тягучая, словно мед. Потекла моя девочка.
Ласкаю её нежно, не спеша, она тихонечко постанывает, слегка подмахивая навстречу моим пальцам. Вспоминаю, как она сама себя ласкала и от желания начинает всего трясти. Спускаюсь поцелуями все ниже и ниже, вылизывая каждый миллиметр, пока не дохожу до татуировки со своим именем.
Пошлость, дикость, дурость, но бл*дь, до чего же тешит самолюбие. Усмехнувшись, целую эту печать принадлежности мне, и спускаюсь ниже, пока не добираюсь до сладкого местечка.
Словно извращенец с шумом втягиваю густой запах моей девочки. Я и забыл, как пахнет разгоряченная женщина. За эти шесть лет ни разу не возникало желания попробовать кого-то на вкус. Да и раньше меня не особо вкатывало вылизывать баб. Только с Чайкой я, наконец, понял, в чем прикол. Насколько сладко любимая женщина хочет тебя, насколько вкусно, когда ей до дрожи хорошо. И сейчас напрочь сносило крышу, ни одной связной мысли не осталось, когда я медленно провёл языком по её нежно-розовым лепесткам.
Она была просто волшебной. Такой разгорячённой, гладкой и пряной, что внутри всё сводило от больного и дикого удовольствия. От желания ласкать не останавливаясь.
Оставляю языком горячие узоры на её мокренькой киске, посасываю. Моя девочка вся дрожит, постанывает, лихорадочно ласкает мое лицо дрожащими пальцами.
А мне хочется больше.
Больше ее тела. Больше ее стонов, сильнее, ближе, громче…
– Малыш, какая же ты вкусная, – шепчу и проникаю в нее языком, чтобы вылизать изнутри, почувствовать ее пульсацию, ее жар.
Она протяжно стонет, эротично выгибаясь, а у меня сил никаких не остается. Лижу её, пью, торопливо расстегивая пуговицы на рубашке.
Бл*дь, как же их много. Не выдерживаю, бросаю эту затею и перехожу к штанам. Похер! Хочу в нее. Бешено хочу.
– Олеж… – стонет она, срывая у меня все планки. Ещё никогда моё имя не звучало так сексуально и одновременно нежно.
– Что, любимая? – оторвавшись, приспускаю штаны с трусами.
– Рубашку… хочу тебя чувствовать… кожей хочу, – бессвязно выдыхает она, комкая проклятую тряпку.
Втягиваю сквозь зубы воздух и непослушными пальцами пытаюсь исполнить ее просьбу. Янка привстает и впившись в мои губы поцелуем, пытается помочь, но у нее руки трясутся не меньше. В конечном счете моя нетерпеливая львица просто дергает полы рубашки со всей силой, отчего пуговицы отлетают, и тут же скользит языком по моей груди, обхватывая ручкой член. А после начинает ласкать так нежно, почти невесомо, что у меня внутри всё обмирает от наслаждения и кажется, еще движение, и я позорно кончу ей в ладонь.
Отталкиваю её руку и сминаю пухлые губы своими, укладывая ее обратно на кровать. Она стонет, проводит язычком по моей нижней губе и приглашающе разводит ноги. Всасываю ее язычок в свой рот и дразняще провожу членом, собирая ее влагу. Чайка протестующе стонет мне в рот.
– Давай, – требует она, вызывая у меня смешок.
– Чего тебе давать? – насмешливо уточняю, продолжая дразнить ее, покусывая шею.
– Гладышев…
– Да, Яночка?
– Себя дава…ааай, – задохнувшись, стонет она, когда я резким толчком вхожу в нее.
Получилось жестко и даже грубо. Она поморщилась.
– Прости, малыш. Больно? – замерев, выдыхаю, едва сдерживая стон. От кайфа в глазах темнеет. Такой она была тугой, горячей и обволакивающей… Черт, я, наверное, кончу с одного толчка!
– Все нормально, только потихоньку, саднит, – шепчет она и с усмешкой добавляет. – Ты большой, Гладышев.
Становится смешно, потому что, как бы это пошло и примитивно не звучало, а все равно работало. И если бы Чайка сейчас попросила себе какие-нибудь острова, я бы ей подарил, о чем и сообщил, делая плавный толчок.
– У меня на тебя более далеко идущие планы, любимый, чем какие-то острова, так что расслабься – это не способ чего-то выкружить, а факт, – шепчет она и торжественно резюмирует, – у вас обалденно-большой член, Олег Александрович.
Никогда не думал, что в разгар секса можно ржать и при этом завестись еще больше, но с Чайкой и это оказалось возможным. Я трахал ее своим «обалденно – большим членом», и повторяя это про себя, смеялся, как ненормальный.
Вскоре, конечно, смех сошел на «нет». Остались только громкие стоны и дикое удовольствие, которое с каждой секундой нарастало все больше и больше, заставляя меня двигаться все быстрее и быстрее, отчего Чайка уже не просто стонала, а кричала подо мной, впиваясь ногтями в мои плечи.
Воздух стал густым, терпким, от наслаждения перед глазами все плыло. В какой-то момент я и сам не заметил, как стал стонать. Мне было так охренительно хорошо, что я уже ни черта не соображал. Сдавив до синяков Янкины бедра, со всей силы погружался в нее с влажным звуком, выбивая задушенные, сорванные крики и шепот о том, как ей классно и как она меня любит. И так снова и снова, пока она не застыла подо мной и не забилась в конвульсиях наслаждения, так горячо пульсируя внутри, что я последовал сразу за ней, кончив с такой ошеломляющей, сносящей разум силой, что едва мог пошевелиться. Но тем нее менее, наклонившись, не спеша поцеловал мою девочку в губы, лаская ее сладкий ротик языком.
Выходить из нее жуть, как не хочется. Я вообще ненавижу этот момент, но делаю над собой усилие и покидаю ее тело, ложась рядом.
– Ты как, малыш? –обняв, легонечко целую её влажный висок.
– Жива, – выдыхает она ослабевшим голосом и сглотнув, уже громче добавляет, вызывая у меня улыбку. – Хотя от такого секса можно запросто сдохнуть.
– Это хорошо или плохо?
– Это неприлично, Олеженька, в сорок пять лет –то, – подмигнув, улыбнулась она и нежно погладила меня по щеке.
– Ну, мне же надо соответствовать такой молодухе, – нахально похлопал я ее по бедру, за что тут же получил смачную оплеуху.
Некоторое время мы еще дурачились, а потом через «не хочу» отправились в душ, где снова занялись любовью. Выползли мы из него полумертвые, мечтающие поскорее добраться до кровати и заснуть. Вот только стоило нам лечь в постель, как на нас вновь накатила какая-то безумная тяга, и все повторилось. На сей раз до дрожи трепетно, томительно нежно и очень долго, после чего сил не осталось не то, что идти в душ, а даже, чтобы перевернуться и выйти из Янки. Так мы с ней и заснули, и по идеи должны были проспать до утра следующего дня, но отчего –то, как по команде просыпались каждые два часа и словно оголодавшие лихорадочно набрасывались друг на друга. Она была такая горячая, сонная и мокрая, что я сразу же, без прелюдий входил в нее и трахал со всей силы, повинуясь ее протяжным «глубже», «сильней», «еще». К утру следующего дня это все, конечно же, дало о себе знать: у нее все там саднило и болело, но мы не могли остановиться и дошло до анального секса, после которого мы уже проснулись окончательно.
