Гавиал выглядел настоящим капитаном корабля. Он был высок и широкоплеч, лицо его казалось высеченным из гранита, — но гранита, отполированного искусным мастером. Прямые блестящие черные волосы, коротко остриженные, напоминали вороненый шлем. Одет Гавиал был в изысканный желтый саронг и обычную для корабельщика свободную юбку — янтарного цвета, с вытканными на ней синими черепахами. С широкого кожаного пояса свисали ножны меча.
— Ты Йэн, дипломат, о котором мне сообщил император? Дипломат?..
— Да, — сдержанно ответил Гхэ. — Меня зовут Йэн.
— И кого еще мы ждем? Этого ученого, Тема?
— Гана, господин, — поправил его Гхэ. — Он скоро присоединится к нам.
— Что ж, будем надеяться, что это и в самом деле случится скоро. Я хотел бы отчалить до темноты.
— До темноты? Я думал, что мы отправимся в путь на рассвете.
— Я тоже так думал. — Губы Гавиала сжались в тонкую линию. — Но император приказал, чтобы на этот раз мы не брали с собой никого из жрецов, понимаешь? — Судя по выражению его лица, капитан не сомневался, что Гхэ и впрямь все хорошо понимает.
— Нет, господин, прости меня, не понимаю. — Этот человек начинал раздражать Гхэ. Он позволил своему взгляду проникнуть в грудь капитана, испытывая желание слегка коснуться душевных нитей, словно струн арфы. Но время для этого еще не наступило. Нужно иметь терпение — ведь он еще многого не знает. Одному события последних дней научили Гхэ: импульсивные действия не всегда самые разумные.
— Не понимаешь? Ну так вот: каждый корабль должен иметь на борту хотя бы одного жреца, и они уже и так подняли крик из-за того, что никто из них не плывет с нами. Мы должны отчалить до того, как дела примут вовсе скандальный оборот.
— А-а… — Уж не Ахвен ли стоит за этим, гадал Гхэ. Может быть, они подозревают… Или тут всего лишь обычная мелкая придворная грызня?
— Так или иначе, я готов отправиться немедленно! — воскликнул Гавиал; в его глубоком голосе звучало нетерпение. — Слишком долго пришлось мне на этот раз быть пленником земли! Мне не терпится снова ощутить под ногами Реку.
— Сколько же времени прошло после твоего последнего путешествия? — полюбопытствовал Йэн.
— Ох, уже… дай-ка сообразить… — Гавиал, нахмурившись, начал загибать пальцы.
— Пять лет, — ласково сказала Квен Шен. Она улыбнулась Гхэ, но тому показалось, что на ее лице промелькнуло скрытое злорадство.
— Неужели так давно? — пробормотал Гавиал. — Да, слишком, слишком давно. — Все еще продолжая сочувствовать себе, он повернулся и поднялся на палубу.
XIX
СРАЖЕНИЕ ЗА БАРАБАНОМ
На рассвете с востока подул ветер, и Хизи погрузилась в него, нашла опору своему усталому телу. Она и так уже клонилась в седле, измученная всем свалившимся на нее за последние сутки, и ветер, полный ароматов шалфея и можжевельника, казался ей подушкой, мягко поддерживающей голову, приглашающей уснуть.
Возможно, ее тело и лежало недвижно, словно погруженное в глубокий сон, пока она путешествовала в небесах, но отдыха это не принесло. После нападения в екте, после всех обсуждений, после того, как она приняла решение, Хизи и ее спутники не стали терять времени. Они выскользнули из деревни, когда небо еще оставалось простершимся над степью угольно-черным зверем с тысячью горящих глаз. Теперь их от лагеря менгов отделяло уже больше лиги, опасность уменьшилась, и воспоминания о случившемся все крутились и крутились в голове Хизи, пока не превратились в бессмысленную череду форм и цветов. Она замечала важные для путешествия приметы в небе и на земле только по привычке, почти не осознавая их.
Из пристальных глаз ночи в небесах горел уже только один; остальные спрятались за опустившимися веками посеревшего горизонта; Хизи чувствовала себя все более сонной, мечтала стать такой же холодной далекой спящей звездой. Рассвет разгорался на востоке, расширяя свои владения на куполе неба, золотые и медные облака — глашатаи солнца — предвещали скорое появление своего господина.
— Что это за звезда? — устало поинтересовалась Хизи, надеясь, что разговор поможет ей разогнать сонливость.
Братец Конь улыбнулся ей в ответ. Хизи обратила внимание не столько на лукавство, осветившее лицо кочевника, сколько на то, каким старым он выглядел со своей седой щетиной на небритых щеках.
— Мы называем ее Ючагаг, Охотник.
— На кого же он охотится?
Братец Конь махнул рукой в сторону с каждым мгновением все более бледнеющей звезды.
— На что только он не охотится. Сейчас его добыча — солнце.
— И удастся Охотнику поймать солнышко?
— Ну, это ты сама увидишь. Светлый Царь убьет его даже прежде, чем выглянет на небо.
— Охотник — не самый сообразительный из богов, — добавил Предсказатель Дождя, ехавший впереди, рядом с Тзэмом. Хизи потому и стала смотреть на восток, что мерное покачивание хвоста его коня грозило усыпить ее окончательно.
— Это верно, — согласился Братец Конь. — Он сидит в засаде, ожидая появления солнца, и каждое утро подбирается к нему все ближе. И всегда солнце его убивает. Охотник никак не может добиться успеха и при этом не учится на ошибках.
— Но он все еще здесь, хотя остальные звезды уже скрылись, — заметила Хизи. — Сопротивляясь, он живет дольше, чем те, что отступили.
— Остальные звезды умнее, — ответил Предсказатель Дождя; Хизи показалось, что в его голосе прозвучало еле заметное неодобрение. Может быть, она просто стала мнительной?
— Но не храбрее, — упрямо возразила Хизи. — И он не убегает от опасности.
— Я не умею играть в слова, — вмешался Тзэм, оборачиваясь, но недостаточно для того, чтобы Хизи смогла увидеть его лицо. Это были первые слова, которые он произнес после своих рыданий накануне. — Ты же сама решила, что нам следует уехать из деревни.
— Я никогда не решаю, как поступить, Тзэм, — ответила ему Хизи. — Что-то всегда случается, но не потому, что я так решила.
— Ты не звезда, принцесса, и если тебя утром задуют, как свечу, ты не загоришься снова. Я мало что знаю о духах, которых здешний народ называет богами, — тут тебе известно больше, как всегда. Но по тому, что я слышал, мне кажется, что они неподходящий образец для подражания.
— Хорошо сказано, — согласился Братец Конь, — хотя должен признаться, что в молодые годы я носил изображение Охотника на щите. Многие молодые менги до сих пор так делают. Охотник отчаянный бог, но молодежь высоко ценит безрассудство.
— А что ценят старики? — спросил Предсказатель Дождя.
— Молодых девушек, — ответил Братец Конь. — Если бы теперь у меня был щит, я нарисовал бы на нем красотку.
Нгангата, ехавший слегка впереди Предсказателя Дождя, обернулся. Его лицо было странного розового цвета в лучах восходящего солнца.
